Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

В феврале 1765 г. опубликован сенатский указ, подтверждавший другой, не сохранившийся законодательный акт, напрямую касавшийся действий в отношении старообрядцев-самосожигателей. В нем излагалась конкретная ситуация: собравшиеся в деревне Щибенце Новгородской губернии 18 старообрядцев обоего пола сожглись декабрьской ночью 1764 г. Новгородский митрополит, беспокоясь о возможном повторении аналогичных трагедий, запросил у Сената «наикрепчайшее подтверждение» о противостоянии самосожжениям, «к совершенному оных пристойным образом отвращению и недопущению». Сенат, в свою очередь, обратился к указу, собственноручно подписанному Екатериной II. В нем содержались подробные распоряжения о действиях в отношении еще одной группы старообрядцев, готовящихся к самосожжению в деревне Любачах. Молодой императрице, впервые в жизни столкнувшейся с проблемой самосожигательства, опытные гонители старообрядцев предлагали действовать испытанным путем свирепой расправы. Предложенные меры описаны в том же документе: «не соизволит ли Ея Императорское Величество повелеть тех собравшихся на сожжение самих себя раскольников как мужеск, так и женск пол и детей их, в том собрании находящихся, кои окажутся 10 лет и выше, <…> забрав неприметною командою под караул, сослать на Нерчинские заводы в работу».

Но императрица избрала иной способ действий. В указе предписывалось «выбрать из тамо живущих раскольников поумнее, которые и поблагонравнее, и послать оных уговаривать». Правительство намеревалось действовать через самих старообрядцев, которые личным примером, при близости убеждений, могли воспрепятствовать «душепагубному о сожжении самих себя намерению»[558]. Таким образом, впервые на законодательном уровне закреплялась существующая с конца XVII в. практика кропотливых и небезопасных переговоров со старообрядцами-самосожигателями. Известно, что в 1764 г., во время захвата старообрядцами Троицкого Зеленецкого монастыря, к собравшимся «по раскольническому своему суемудрию для созжения» старообрядцам были направлены «для уговаривания оных к выходу расколники из Новоладожского купечества». Однако их миссия не увенчалась успехом. Собравшиеся для самоубийства отказались разговаривать, «ругаясь и понося, в согласие не дались»[559]. В том случае, если переговоры окажутся безуспешными, предполагалось захватить их «неприметною командою» и взять под караул, для чего в Новгороде немедленно нашлись храбрецы – «способные люди». В своей заключительной части указ 1765 г. предписывал всем российским губернаторам устойчивый алгоритм. Если «в губерниях их раскольнические для сожжения сборища явятся», то следует поступать следующим образом: начинать «увещание» с надеждой, что они «из тех своих сборищ разойдутся в свои домы». Лишь в случае непослушания самосожигателей надлежало арестовывать и держать под караулом до особого распоряжения Сената[560].

В 1780-е гг. воинские команды, имеющие дело со старообрядцами, готовыми к самосожжению, получали инструкцию «стараться все то окончить с доброхотством, человеколюбием и с осторожною кротостию, дабы все объявленное скопище не погубило себя»[561]. В приложении к данному исследованию опубликованы документы, подтверждающие практическое осуществление этого предписания (см. Приложение 3). Доказательством того, что такая линия поведения стала нормой во взаимоотношениях местной власти и старообрядцев, служит указ Ялуторовской канцелярии, опубликованный А.А. Павловым. Канцелярия предписывала повсюду разыскивать крестьян, «ослепленных суеверием», намеревающихся сгореть и для этого «отлучившихся от домов своих мужеска и женска пола людей», которые, возможно, скрываются в лесах. В случае обнаружения таковых надлежало не казнить этих несчастных жертв обмана, а «возвращать в дома их и внушать им, что сие переданное им учение отнюдь не спасение души их, но сущая погибель»[562].

Исключение делали для наиболее одиозных фигур: старообрядческих наставников – инициаторов и непосредственных руководителей самосожжений. Их тщательно разыскивали для жестокого наказания. Отметим также, что власть на закате эпидемии самоубийств наконец разработала устойчивые правила расследования всех обстоятельств произошедших «гарей», делая основной упор именно на аналитической работе и профилактике новых самосожжений. Так, после самосожжения в Ребольском погосте в 1784 г. по распоряжению из Канцелярии ее императорского величества местная администрация задалась целью «прилежно разведать, помянутый крестьянин Семенов (наставник самосожигателей. – М.П.) сам сжегся, или он и другие, кто в живых не остались ли, и кем они к пагубному самоубивству прельщены, и откуда такие лжеучители приезжают»[563].