Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

До 2 января продолжались переговоры с администрацией. Обстановка накалялась. Совершенно неожиданно рабочий мир Петербурга принял близко к сердцу путиловскую историю. Наболело. На заседания «Собрания» собирались толпы. Стали говорить о всеобщей забастовке. Всё происходило стихийно. Гапон чувствовал, что теряет контроль над событиями; но он пользовался авторитетом среди рабочих, его слушали с восторгом, когда он говорил то, что хотела слышать аудитория. Он поплыл по течению, был подхвачен тысячами рабочих рук. Нестись на гребне волны – наилучший способ убедиться в своём мессианстве. 2 января под его председательством «Собрание» решило: последний раз предъявить требования администрации, в случае отказа – начать стачку. 3 января двенадцать с половиной тысяч путиловских рабочих забастовали. И не просто забастовали, а пошли по другим заводам – уговаривать товарищей присоединиться к ним. 4 января остановился Франко-русский завод (ещё две с половиной тысячи рабочих), 5-го, в канун Крещения – Невский литейно-механический, за ним прочие. 7 января бастовало более ста тысяч, а 8 января – сто пятьдесят тысяч человек. Забастовали типографии, газеты перестали выходить.

Размах движения оказался неожиданностью для всех. Руководитель Петербургского комитета РСДРП большевик С. И. Гусев (Драбкин) растерянно писал Ленину в Женеву 5–6 января: «События развиваются со страшной быстротой… Забастовка расширяется, и, вероятно, станет всеобщей». Другой революционер, Д. Гимер, в воспоминаниях признаёт: «Все мы, и большевики, и меньшевики, и эсеры, были поставлены перед необходимостью так или иначе участвовать в назревающих помимо нас событиях».

И тут, как нарочно, событие одновременно курьёзное и зловещее произошло во время Великого водосвятия, совершавшегося 6 января, в день Крещения, на льду Невы перед Зимним дворцом, при участии государя. Одна из пушек, выставленных для салюта на стрелке Васильевского острова, шарахнула боевым снарядом, картечью. Попало по карнизу Зимнего, выбило несколько стёкол, зацепило царскую палатку, установленную на льду. Осколком стекла легко ранило адмирала Авелана, картечиной серьёзно задело городового. Стечение обстоятельств: фамилия пострадавшего стража порядка была – Романов. Происшедшее, скорее всего, явилось следствием обычного военного разгильдяйства. Но по городу поползли слухи о заговоре.

Сразу же после этого инцидента государь уехал в Царское Село.

Петиция

В эти-то дни в гапоновском окружении родилась идея обратиться с прошением к самому государю. Родилась одновременно во многих головах. Что может быть естественнее: на плохих начальников жаловаться царю. Впервые высказанная на одном из многолюдных собраний в конце декабря, мысль эта пошла гулять по отделам «Собрания», по заводам, по рабочим окраинам и скоро овладела умами. Ко дню Крещения стало известно: вручать прошение будут в воскресенье, 9 января, на площади перед Зимним дворцом. Стали готовить торжественное шествие. На многочисленных собраниях и сходках вырабатывали текст прошения. У него не было авторов, текст менялся на ходу. То одни, то другие энтузиасты вносили свою лепту. Редактировал Гапон, но сам он впоследствии признавался, что по решению сходок изменения приходилось вносить вплоть до вечера 8 января. Сомнительно, что кто-нибудь, кроме самого Гапона и узкого круга его приближённых, видел заранее этот документ в окончательной редакции. Содержание его эклектично: вполне понятные рабочие требования – восьмичасовой рабочий день, социальные гарантии – соседствуют с буржуазным чаянием политических прав и с интеллигентской мечтой об Учредительном собрании. Откуда-то почему-то залетело требование замены косвенных налогов единым прогрессивным подоходным. Некоторые строки как будто списаны с резолюций писательско-профессорских банкетов, подобных тому, что имел место 14 декабря, другие похожи на всеподданнейшие формулировки проекта Мирского, третьи слово в слово повторяют букву и дух социал-демократической плехановской «Программы-минимум».