Самоучитель литературного мастерства

Работа над косвенным диалогом ничем не отличается от работы над диалогом прямым, хотя косвенные писать проще. Начинающим писателям стоит начинать, простите за тавтологию, именно с косвенных диалогов, а потом перерабатывать их в прямую речь. Косвенный диалог послужит опорным планом, где намечены основные моменты разговора. Имея такой план, можно представить и подумать, как лучше выразить каждую реплику в прямой речи, кому из героев говорящий ее адресует, и что его собеседник скажет или сделает в ответ.

Когда в тексте произведения автор использует косвенный диалог вместо прямого, он таким образом решает две задачи. Во-первых, убыстряет развитие сюжета, экономит место, и, во-вторых, избавляет читателя от пустой болтовни. Возьмем пример из Гертруды Стайн выше. Если бы косвенный диалог был дан прямой речью, выглядело бы это все так:

– Человек должен иметь свое мнение, – сказала Элен, – кстати, что это Матисс к нам зачастил?

Гертруда пожала плечами, ответа на этот вопрос у нее не было (как вариант: она не понимала, почему Элен это так волнует).

– Хм, и вообще, – продолжала Элен, словно ее внимательно слушали, – француз не должен без предупреждения оставаться есть в чужом доме особенно если он перед тем спросил у прислуги что будет на ужин. Иностранец – да, имеет полное право, но француз – нет. А Матисс однажды так поступил.

Когда мисс Стайн говорила ей:

– Сегодня месье Матисс останется на ужин.

Элен отвечала:

– Тогда я не буду готовить омлета просто поджарю глазунью. Яиц это столько же и масла столько же, а уважения меньше, и он поймет.

Сто пятнадцать слов в прямом диалоге против девяносто одного слова в косвенном.

Каким языком пишутся диалоги? Допустимы ли в них тропы и любые другие средства выразительности, которые мы рассматривали выше? Есть ли отличия в конструировании повествования и диалога?

Ответ на первый вопрос: диалогам присущ стиль художественной литературы, поскольку диалог – это письменная речь. Ответ на второй – да, безусловно, он вытекает из первого ответа. Что касается отличий прямого диалога от повествования и описания, то они, конечно, существуют. Главное отличие – прямая речь намного лаконичнее и проще, чем речь косвенная, описательная. Мало кто из персонажей изъясняется предложениями с придаточными или деепричастными оборотами. Хотя в «потоке сознания» сложный синтаксис вполне допустим. А вот вводных слов в разговоре значительно больше, все эти: я так думаю, мне кажется, по всему выходит и т.п. Это, однако, не значит, что при написании собственных диалогов этими словами нужно злоупотреблять.

В стилистическом плане реплики диалога подчиняются тому же правилу, что и обычные предложения повествования и описания. Логическое ударение падает на конец предложения, кроме случаев, когда перед словами стоят специальные усилители. Следовательно, ту информацию, которую необходимо выделить, лучше помещать в конце.

Можно заметить, что по форме многие диалоги похожи на анекдот. Не то чтобы они смешные, иногда смешные, иногда – нет. Но в диалогах часто присутствует новеллистический поворот, пуант, неожиданная развязка.

Вот как определяет литературный анекдот Ефим Курганов, исследователь жанра: «в центре анекдота находится странное, неожиданное или откровенно нелепое событие, выпадающее из повседневного течения жизни. Причем его странность или нелепость в процессе рассказа нарастает и разрешается лишь в бурном, остром финале. Более того, анекдот строится не просто на невероятном событии, а на событии, принципиально не совпадающем с читательскими или слушательскими ожиданиями».

Это закономерный момент, поскольку анекдот, басня лежат в основе многих литературных произведений. А, как записано на «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста: что наверху, то и внизу. Иными словами, если все произведение построено в форме анекдота, то и отдельные его части тоже могут быть и бывают анекдотами. Реплики диалога могут и должны обладать «бурным и острым финалом». Помещая самое интересное в конец, т.е. усиливая напряжение, автор заставляет читателя следовать за ним дальше, не бросать чтение. Рассмотрим на примере:

«– Слыхали что-нибудь подобное? Мне сейчас булочник сказал. Они арестовали молодого мистера Реддинга!

– Арестовали Лоуренса? – Гризельда не верила своим ушам. – Не может быть! Опять какая-нибудь идиотская ошибка.

– А вот и не ошибка, мэм, – заявила Мэри с тайным злорадством. – Мистер Реддинг сам туда пошел, да и признался во всем как на духу. На ночь глядя, в последнюю минуту. Входит, бросает на стол пистолет и говорит: «Это сделал я», так и сказал. И все тут» (Агата Кристи).

В начале диалога нам известно, что Рединг арестован, но мы не знаем почему. Какие для этого основания у полиции? Мы гадаем: кто-то сообщил, что видел его, а может быть полиция поймала его на месте преступления или жертва, умирая, произнесла его имя холодеющими губами? И как обескуражены мы в конце, когда узнаем, что Рединг оказывается не только принес полиции пистолет, но и заявил, что убийца – он. Вот так неожиданность!