Самоучитель начинающего адвоката

В-четвертых, из протокола осмотра места происшествия от 22 декабря 2004 года следовало, что были нарушены требования ч. 5 ст. 177 УПК РФ, то есть перед выполнением осмотра жилища не получено согласия на его осмотр у С. Изъятые в ходе незаконного осмотра ножи не могли служить доказательством, в связи с чем подлежали исключению как недопустимые доказательства (Бюллетень Верховного Суда РФ 1996 № 8 с. 10–11): протокол осмотра предметов от 27 декабря 2004 года, заключение трасологической и медико-криминалистической экспертиз, которые к тому же содержали лишь вероятностные выводы о том, что одним из изъятых ножей могло быть нанесено телесное повреждение З. Кроме того, согласно показаниям свидетельницы-понятой Т., в квартире С. она была один раз, а согласно показаниям прокурора-криминалиста, для производства осмотра места происшествия она якобы вновь приезжала на квартиру к С. после окончания просмотра видеозаписи проверки показаний на месте в Прокуратуре. Таким образом, следовал вывод, что место происшествия осматривали в отсутствие понятых.

И все же, были ли какие-либо доказательства против С., кроме его собственных первоначальных признаний и показаний сотрудников милиции, пересказавших их следователю и суду? Вместо доказательств вины были домыслы. Так, согласно показаниям свидетеля обвинения Л., потерпевшего в компании с С. он видел только один раз, 17 или 18 декабря 2004 года, ссор между ними не было, а 19 декабря 2004 года, то есть в день смерти З. – он ни того ни другого не видел. Согласно показаниям свидетелей обвинения К. и И., в день смерти З. тот в квартиру к С. не приходил, С. находился в своей квартире и спал в состоянии алкогольного опьянения, о смерти З. им и С. стало известно на следующий день, то есть 20 декабря 2004 года. Однако в ходе следствия свидетель К. показывал, что З. распивал спиртные напитки в квартире С. именно 19 декабря 2004 года. В суде он отказался от таких показаний, заявил, что к показаниям на следствии отнесся легкомысленно и подписал то, что написал следователь. Свидетель И. пояснил в суде, что его также заставляли признаться в убийстве З. Алиби С. подтвердили и его родственники – свидетели Ж. и Ж.-ва, которые были допрошены по инициативе защиты в суде, чтобы исключить на них давление со стороны следствия и фальсификацию их показаний в протоколах. Они пояснили, что вечером 19 декабря 2004 года, когда они приходили к С., З. в квартире не было, а С. спал сильно пьяный.

Многочисленные признания С. в период следствия, его образ жизни, наличие инвалидности 2-й группы по психическому заболеванию («шизофрения») – все эти обстоятельства давали повод усомниться в искренности С. о его непричастности к совершенному преступлению. Но в невиновность С. поверили я, даже адвокат потерпевшей – супруги З., которая обратилась за юридической помощью с тем, чтобы самой не попасть под подозрение, собственный корреспондент Российской газеты В. В. Чемодуров, присутствовавший на всех судебных заседаниях и, наконец, судья, вынесший оправдательный приговор.

Поверить-то поверили, но каждый из нас себя постоянно проверял мыслью: а может, это он убил, ведь сознался, был пьян, психически болен… Не оставляли в покое эти сомнения и судью, вынесшего оправдательный приговор, даже при встрече с С., которая состоялась через несколько лет после отбытия срока. И все же здесь важна была именно вера, а не знание, основанное на сомнительных доказательствах.

Приговором районного суда от 21 ноября 2005 года С. был оправдан, впоследствии приговор отменен и дело направлено на новое рассмотрение. Сбылись мрачные прогнозы судьи, который был вызван на ковер куратором и чуть не лишился судейской мантии, поскольку оправдательные приговоры по делам об особо тяжких преступлениях в судах выносить не принято.

При новом рассмотрении уголовное дело в отношении С. попало к судье, собиравшейся уходить в отставку. Я тогда подумал: какая ей разница, все равно за оправдательный приговор никто не поругает. Но, видимо, сработал «инстинкт» корпоративности, ведь судьи и на пенсии пользуются определенными льготами и привилегиями и не утрачивают связей с судейским сообществом, а тут, подумаешь, судьба какого-то инвалида.