Самоучитель начинающего адвоката

Как гласит закон, явка с повинной – это добровольное сообщение лица о совершенном им преступлении. Настоящую явку с повинной, пожалуй, можно встретить лишь в произведениях художественной литературы и кинофильмах. Да и кому она нужна, если разобраться? Суд вряд ли справедливо оценит такой душевный порыв. Часто приходилось наблюдать ситуацию: подзащитный признал вину, раскаялся и обвинение основано лишь на его признаниях, без которых не было бы шансов доказать вину и установить виновного, но суд, несмотря на все это, назначает несоразмерно суровое наказание. Объяснение простое: если судья уверен в виновности человека, то не дрогнет его рука: получай по заслугам! Если же вину не признает и доказательства вины слабы, то и судья может поколебаться. Именно поэтому приходится советовать подзащитным: если готовы, возмещайте ущерб потерпевшим, раскаивайтесь в душе, ходите в церковь, но не перед лицом Фемиды, которая это, скорее всего, не оценит.

В моей практике были искренние признания вины на следствии, но я практически не встречал, чтобы человек сам пришел в органы и бескорыстно заявил: «Я совершил преступление и готов понести любое наказание». Протоколы явок с повинной обычно пишутся, как правило, под диктовку оперативников с применением мер психического и физического воздействия, а потому я давно взял за правило признание вины клиента всегда проверять на прочность. Чаще всего от фальшивых явок с повинной обвиняемые отказываются самостоятельно при первой же возможности. Но один раз мне удалось «разоблачить» своего клиента, которому в обмен на «явку» сотрудники полиции обещали сигареты и «хорошие» условия содержания.

Преступления, в совершении которых обвинялся ранее четырежды судимый рецидивист А. (два раза освобождался условно-досрочно за примерное поведение), были банальны: во время подработок он с подельником украл во дворе дома у хозяйки две старые металлические трубы, сдал в пункт приема лома, и полученные деньги они пропили, причинив ущерб на сумму 1000 рублей. Затем оба украли два радиатора отопления стоимостью 3000 рублей, оставленные хозяином на улице, а похищенным имуществом распорядились аналогичным образом.

И вот, когда А. уже находился под стражей, появляется его явка с повинной о том, что он якобы совершил хищение радиаторов отопления из школьной теплицы. Эта история меня заинтересовала уже потому, что я раньше там учился и хорошо знал прилегающую территорию. Дело шло к ночи. Следователь торопилась составить протокол допроса строго по тексту явки, очевидно полагаясь на мою лояльность (я был вызван в качестве защитника «по назначению»). Рядом с подозреваемым с предвкушением раскрытого преступления сидел оперативник. А я, прослушав короткий рассказ своего подзащитного, засомневался и начал задавать ему вопросы. Да так, что следователь от растерянности возьми и заяви, мол, защитник не имеет права задавать вопросы, он только присутствует при допросе. Молодая она была и неопытная, но, видимо, знала о «фальшивой» явке. Во время моих вопросов стал нервничать и оперативник, и тем более подзащитный, который что-то сочинял на ходу, ссылался на то, что был пьян и подробностей хищения не помнит, а потом и вовсе с нескрываемым раздражением отказался отвечать на вопросы своего адвоката. Как я понял, при написании явки с повинной оперативник обговаривал с А. лишь общие вопросы, при этом положился на то, что А. был знаком со школьной территорией, так как приводил туда своего племянника.

Мои подозрения о фальшивой явке возникли сразу, когда А. сообщил, что он в состоянии сильного алкогольного опьянения самостоятельно вскрыл дверь в кирпичной теплице и перетащил на расстояние примерно двухсот метров в сторону леса шесть чугунных радиаторов. Оттуда, с его слов, он впоследствии намеревался забрать похищенное имущество и распорядиться по уже привычной схеме. Но ни самих радиаторов, ни орудия взлома найдено не было. На мои вопросы А. не мог описать ни входную дверь, ни помещение теплицы. Когда после допроса следователь предоставил для ознакомления заключение трасологической экспертизы, мне стало окончательно ясно, что А. преступления не совершал, его лишь хотели сделать «серийным» преступником. Дело в том, что на месте преступления были обнаружены следы автомобиля, которого у А. не было, а следы обуви говорили о том, что преступник был в кроссовках, тогда как у А. были единственные туфли. В этот момент я понял, почему А. сказал следователю о том, что обувь, в которой был на месте преступления, он выкинул: А. просто боялся, что его единственные туфли заберут на экспертизу. Кроме того, согласно трасологической экспертизе, орудие взлома имело плоскую поверхность, а А. показывал, что взламывал дверь металлическим прутом.