— Ибо, если это не так, то он — самозванец, — закончил за нее Хозяин.
— И много у вас еще таких свидетелей? — спросил Виталик.
— Много, — отвечала Кирри. — Много. Я шла по твоему следу все это время. А ты плутал, как лисица.
— Скажите, а кто подложил мне в карман иголки?
— Это совершенно не важно. — Кирри хлопнула ладонью по столу. — Ты лгал даже в сокровенном. Почему ты не переспал с Аэглин?
— Я отказываюсь отвечать.
— Почему ты подрался с Маэглином — астральным воином?
— Это вы его подослали?
— Почему, путешествуя во сне по лесной тропе, ты никому об этом не рассказал?
— Это никого не касается.
— Ошибаешься, милый мой. — Кирри подалась вперед. — Ошибаешься, это была последняя капля. Чего ты хотел среди нас? Женщин? Ты начал от них отказываться. Внеземных откровений? Но они мало тебя взволновали. Астральных поединков? Ты предпочел дать человеку в морду. Тебе подсовывали удивительные чудеса — ты отмахивался от них.
— Потому что чудеса у вас плохонькие, — сказал Виталик. — Скверненькие чудеса. Такие, как вы, мимо настоящего чуда пройдут — и не заметят, коль скоро оно не сопровождается дурацкими пассами и завываниями. Зато чудеса санкционированные вам по нраву...
Персонажи, собравшиеся на кухне, загалдели кто во что горазд. Виталик посмотрел Эштвен в лицо — она обиженно надула губы и вдруг, незаметно от окружающих, покачала головой, как бы ободряя его.
Виталик ощерился:
— Наблюдал я третьего дня двух энергуев из тусовки. Они обсуждали третьего, отсутствующего — но весьма почтенного. «Ты почувствовал, как от него прет? Прямо черная волна!» — ярился первый. «Ну да! Конечно, почувствовал», — отзывался второй. Бедняга! У него по роже видно было, что ни черта он не почувствовал! А попробуй он в этом признаться — ему ж руки никто не подаст. Эх вы! Самые лучшие из вас — о том, что король голый,— говорят шепотом, нс дай Бог — услышит кто-нибудь!
— Не буду, — отмахнулся Виталик. — Вам и без того это ясно.
— Почему же ты раньше не пытался бунтовать? — удивился Хозяин.
— Потому что боялся вылететь из этой Квартиры, — откровенно признался Виталик.
Все испуганно замолчали, только кто-то присвистнул.
— Да, именно так, — продолжал Виталик в тишине. — Но и в этом я не оригинален. Здесь присутствует человек, который мог бы за меня заступиться. Но он этого не сделает — ему не хочется оставаться без крыши над головой.
Присутствующие старательно не смотрят на Уну.
— Вы удачно выбрали момент, — у Виталика жутко пересохло в горле. Он схватил первую попавшуюся кружку и хлебнул из нее коричневой мути, полной чаинок. — Да, момент самый удачный. Морозов уехал. Бурнин наверняка в комнате пьяненький лежит-с... Что ж, вы победили. Я уйду. Вы правы — я скоро стал бы для вас опасен. Это как водится — из милого мальчика старательно делается злой пошляк, а потом его отстреливают, как взбесившегося пса.
— Пусть выговорится, — говорит Хозяин. На него жалко смотреть... Кирри шипит без слов.
По карнизу за окном ходит красивый белый голубь. Он заглядывает внутрь с любопытством.
— Мне ведь было здесь очень хорошо, — сказал Виталик. — Вот за этим столом я писал стихи. В этой раковине столько посуды перемыл — каждую кружку, каждую миску знаю... На этой кухне я полюбил — так здорово тут мечталось! Но, как вы справедливо заметили, на моем месте должен был быть кто-то другой... И того, кто меня заменит, мне жаль. Вы — стадо антимидасов. Отнюдь не золотом становится то, к чему вы прикасаетесь... Черт, а вы и впрямь рассчитываете на мировое могущество! Как же вас много — и всюду ваше влияние, узколицые господа в плащиках!
Вы развращаете творческих людей, заставляя их в угоду вам повторяться. А потом, соскучившись, выбрасываете их на обочину. Вы калечите несчастных доверчивых идио-тиков, вроде Настеньки, внушая им священную веру в непоколебимость АРХЕТИПА. Вы опустошаете души, обращая мудрость в набор афоризмов. Любовь, благодаря вам, теперь нечто неприличное... Ладно, допустим — так надо. На все воля Эру. Но ведь вы — бесплодны! Что останется в мире после вашего владычества?
— Карету ему, карету! — скрипит Кирри.
Все начинают смеяться. Даже Эштвен давит смешок.
— Мне жаль, но тебе пора, — произносит Хозяин.
Виталик молча одевается и выходит. В подъезде он курит — в последний раз...
— Метель ты моя, метелица, принимай теперь меня, я — твой, — говорит он. Долго смотрит на волшебное слово «ХУИО», гасит окурок в банке из-под кофе и идет прочь...
...Но, выйдя из подъезда, он оказывается не во дворике, а на сцене. За его спиной шелестит опускаемый занавес.
Человек в трико.
Браво, браво! (Бьет в ладоши, уходит).1-й интеллектуал.
Изящная классическая развязка.