Самозванка в академии

Чета Кингсли, словно две противоположности, стояли рядом и приветствовали входящих. Хмурый лорд Аррон Кингсли в зеленом камзоле, украшенном золотыми нитями, с большей бы радостью сейчас присутствовал на обучении молодняка в псарне, чем на собственном балу. А вот с лица леди Розмари Кингсли наоборот не сходила улыбка, которую не скрывала открытая маска-коломбина, что женщина держала на тонкой палочке.

Герцогиня улыбалась несмотря ни на что, вне зависимости от того, была она рада собеседнику или нет. Вежливая улыбка — обязательный атрибут каждой уважающей себя аристократки. Леди Розмари совершенно не нравилась толпа вздорных и шумных юношей, поселившихся, пусть и временно, в ее доме, но она приветливо улыбнулся каждому. Костюм сына она сочла отвратительным, но все равно радушно распахнула объятия для своей кровиночки и трижды поцеловала воздух рядом с ним.

“Может оно и к лучшему, — думала герцогиня, разглядывая сына облаченного во все черное, еще и с дурацким венком на голове. — На такого ни одна леди глаз не положит. Зато у одобренных самой герцогиней девушек появится дополнительный шанс”.

Протеже Ее Светлости крутились вокруг молодого наследника, тщетно пытаясь увлечь его беседой или заполучить приглашение на танец. Их ничуть не пугал мрачный образ Алекса, хотя он надеялся, что костюм бога Смерти заставит их держаться от него подальше. Но нет же, они слетелись к нему как бабочки на свет, едва он переступил порог парадной залы. Леди назойливо щебетали, шуршали своими пестрыми юбками и бросали кокетливые взгляды из-под расписанных вручную масок. Молодой герцог удостаивался завистливых взглядов со стороны остальных юношей, но сам желал больше всего на свете оказаться в одиночестве. Не обращая никакого внимания на двух девушек, ярких как летние бабочки, он высматривал среди гостей Аббигейль, следил за входными дверьми, чтобы не пропустить ее появления.

Страх потерять в толпе Абби оказался абсолютно напрасен. Едва девушка переступила порог залы со стороны входных дверей, как и все приезжие гости, для Алекса она затмила всех. Матушкины протеже в богатых шелках и драгоценных камнях казались на фоне Аббигейль бледными молями. И пусть он сам выбрал это платье и оно не было для него диковинкой, он стоял словно громом пораженный, разглядывая ее хрупкую фигуру и не веря своим собственным глазам. Если любому камню нужна оправа, чтобы раскрыть его красоту и ценность, то он даже помыслить не мог, что такой оправой станет сама Абби. Нет, ее не красило платье, это она была его украшением. Каким стала бы и для грубого рубища, окажись оно вдруг вместо белоснежного бального платья.

Нежная бледно-розовая кожа и пухлые губки делали ее похожей на фарфоровую куколку, которой хотелось любоваться вновь и вновь. Длинные огненные пряди спадали каскадом почти до самой поясницы, делая ее неузнаваемой для своих одногруппников. Лишь карие глаза, виднеющиеся в прорезях белой ажурной коломбины, по-прежнему сверкали словно янтарь на солнце. Корсет и пышная юбка, цветы, которыми были украшены и платье и волосы девушки, подчеркивали женственность ее фигуры.

Позабыв обо всех остальных, эти двое двинулись навстречу друг к другу, приковав к себе взгляды со всего зала своей гармонией и контрастом. Совершенно разные, противоположные как черное и белое, зима и лето. И в то же время неразрывно связанные друг с другом как смерть и жизнь. Оказавшись посреди зала, не скрывая улыбок и радости встречи, Алекс вежливо склонил голову, как положено лорду, Абби элегантно присела в легком книксене, как положено леди. Скрытые от любопытных взоров масками, по залу закружились в танце Аид и Персефона.

— Ты выглядишь потрясающе, — шепнул Алекс, почти коснувшись губами ее лица, отчего на ее щеках тут же вспыхнул румянец.

— Не без помощи иллюзии, — скромно ответила Абби, потратившая на свой облик не один час, а потому не принимающая всерьез комплименты и знаки внимания от мужчин в зале.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Даже для иллюзии нужна основа и она прекрасна, — упрямо проговорил Алекс. Даже зная, что длинные локоны спутницы лишь плод его воображения, он не мог перестать любоваться ею. Будь она хоть в дорогой парче, хоть в школьной форме или мужском камзоле, он видел в ней свою прекрасную речную нимфу, что спасла ему жизнь, забрав взамен покой.

— Могу я украсть вашего партнера? — раздался рядом голос, едва музыка стихла.

— Конечно, если мой партнер не против, — улыбнулась Аббигейль, обернувшись на голос. Рядом с ними стояла юная прелестница в маске гатто с черными кошачьими ушками. Рост, голос, черные кудри делали свою обладательницу легко узнаваемой.

— Я не против, шерри, — улыбнулся Алекс младшей сестренке и поцеловав руку своей Персефоне, позволил ей упорхнуть с танцпола.