Самсон. О жизни, о себе, о воле.

Если же человек попадал на скамью подсудимых во второй раз, его ждал усиленный режим. Власть как будто бы давала арестанту второй шанс, хотя условия содержания там значительно отличались от первых. Но если и после этого гражданин не делал для себя соответствующих выводов и вновь преступал закон, то автоматически становился ненужным советскому обществу человеком и отправлялся на строгий режим, где с ним уже обходились как с потерянным для общества экземпляром. Его лишали практически всех мелких радостей и заставляли жить строго по установленным внутренним правилам. За несоблюдение режима следовало суровое наказание. Если же человек подряд совершал несколько преступлений по одной и той же статье, ему ставили клеймо ООР – особо опасный рецидивист – и отправляли на особый режим, где люди практически весь свой срок находились в закрытых бараках, не имея возможности общаться с внешним миром даже с помощью телевизора или газет.

В тюрьме к особнякам относились очень уважительно, независимо от того, побывал уже там человек или только что был признан рецидивистом. Их почитали как старожилов тюремного мира, ведь у каждого за плечами был не один год нахождения за решеткой. К ним обращались за советом, помогали кто чем мог, отдавая им в основном теплые вещи. Ведь зоны особого режима находились, как правило, на Севере, где почти всегда минусовая температура.

Вообще, если взять и посмотреть на всю тюремную систему с человеческой точки зрения, то можно увидеть, что люди, находившиеся здесь, в большинстве своем жили правильной жизнью. Помогали друг другу в трудную минуту, делились своим скарбом и продуктами с воли даже с незнакомым им человеком, понимая, что он отправляется туда, где ему будет гораздо тяжелее. В тюрьме практически не бывает беспредела. Каждый случай разбирается индивидуально. Прежде чем сказать слово, ты должен сто раз подумать. Прежде чем обвинить в чем-то человека, ты тем более должен сто раз подумать. А уж для того, чтобы ударить кого-то, ты должен быть на двести процентов уверен, что поступаешь правильно.

Конечно, не все арестанты поголовно живут правильной жизнью и не совершают ошибок. Но именно на примере тех, кто поступает не по понятиям, воры, смотрящие и люди на положении показывают остальным, к чему может привести необдуманное выражение или действие. Когда человек попадает первый раз в тюрьму, ему тщательно объясняют все правила поведения в уголовном мире, после чего с этого момента человек из новичка переходит в ранг арестанта, с которого впоследствии будет такой же спрос, как и с человека, просидевшего здесь не один год…

Тогда я еще не был вором в законе, но уже был человеком на положении. Подобное определение давалось тем, кто вот-вот должен был стать вором и ждал только, когда соберется воровская сходка и его окрестят. Правда, в местах лишения свободы такой сходки можно было ждать долгое время, поскольку ворам, находившимся в разных колониях, надо было собраться в одном месте. Как правило, это была больница, или, как ее называли арестанты, больничка. Под разными предлогами воры съезжались в одно место и решали накопившиеся проблемы. Подобные сходки проходили раз или два в год, но бывало и так, что они не могли собраться и более продолжительное время. Система МВД тоже была начеку и внимательно следила за тем, чтобы подобные криминальные мероприятия не проходили вовсе…

Нас поместили в «транзитку». Так называлась камера, куда определялись заключенные, следовавшие к месту назначения. Для кого-то это была зона, для кого-то – «крытка», то есть тюремный режим, а для кого-то – обычный перевод из одной колонии в другую. Все эти люди ждали своего часа. Этапировали заключенных в обычных поездах, следовавших в соответствующем направлении. К поезду, в котором ехали мирные граждане, прицеплялся специальный вагон под названием «столыпин». В далекие царские времена известный государственный деятель с такой фамилией придумал вагон, в котором можно было перевозить крестьян с их скарбом и домашними животными во время переселения на Восток. С тех пор его так и стали называть, по имени создателя. К какому именно поезду можно было прицепить «столыпин», решали где-то наверху, поэтому отправки можно было ожидать порою несколько недель. И если к остальным заключенным здесь относились более-менее сносно, то к транзитникам – хуже некуда. От них не принимались никакие жалобы. О том, чтобы позвать врача, не могло быть и речи. Здесь нельзя было отправлять письма или получать посылки. И так во всем. Единственное, о чем заботилось руководство тюрьмы, – это побыстрее избавиться от ненужного балласта в виде нескольких сотен заключенных, которых приходилось каждый день кормить.