Самсон. О жизни, о себе, о воле.

Произнес он эти слова, однако, негромко, с оглядкой на загороженный угол. Такое его поведение уже опровергало его же собственное утверждение по поводу власти. Но Окунь продолжал игру. Правда, самое большее, что он смог, это прогнать с насиженных мест нескольких «косячников» и освободить мне шконку возле самого занавеса. Если не считать чеченских шконок, это было самое близкое место к окну. Но меня такая ситуация не устраивала. Угловое место занимал Назим, и пока он не освободит свою шконку, я должен находиться как можно дальше от опасных соседей. Поэтому я выбрал себе место возле стены. Окунь и Кувалда расположились рядом. Я раскатал матрац, постелил постель, сел поверх одеяла и разрешил своим подручным занять место рядом со мной. Достав походную сумку, достал то, что мне собрала в дорогу братва. Здесь было немного сала, хлеб и даже печенье с конфетами. Такие продукты на «транзитке» – очень редкое явление, поэтому удивление Окуня было искренним:

– Вот это да! Кабанчик, белый хлебушек и даже конфеты! Ты и в самом деле крутой, Самсон!

Похоже, он реагировал на все по-детски, как-то несерьезно.

– Круто! Теперь на хате наша власть!

Хотя на самом деле он должен был понимать, что власть у меня сейчас такая же, как у русского князя во времена татаро-монгольского ига. Каким бы ты крутым ни был, а пока не получишь ярлык от Золотой Орды, ты никто. И даже если имеешь разрешение на княжение, все равно нужно искать милости у татаро-монгольского хана. Здесь был чеченский хан Назим, но я не собирался искать у него милости….

Окунь и Кувалда, плотно отужинав, начали нести какую-то чушь про свои былые подвиги. Я им не мешал, но слушать не стал. Лег на бок и постарался уснуть. Знал, что предстоит бессонная ночь. Окунь и Кувалда сейчас под боком, и если что, они непременно поднимут шухер. А вот ночью от них пользы будет мало.

После отбоя парни полезли на свои шконки. Я велел им спать вполглаза. Они дружно кивнули, и скоро послышался богатырский храп Кувалды и сонное сопение Окуня.

Я тоже делал вид, что сплю. Уже давно заметил, что бессонница приходит в основном тогда, когда ты знаешь, что надо спать и хорошенько выспаться. Но если тебе спать нельзя, то сон наваливается со страшной силой. Так что единственный способ вырваться из объятий Морфея – это напрячь свою волю. Если у тебя есть опыт, если ты в состоянии держать себя под неусыпным контролем, то можно какое-то время пребывать в полудреме. Тогда любой подозрительный шорох вернет тебя в бодрствующее состояние. У меня этот опыт был…

Когда со стороны чеченского угла пошло движение, я моментально поставил себя на боевой взвод. Я даже предполагал, кого именно Назим бросит в бой первым. И точно – сначала вперед кинулся обиженный Алик. Это был бросок кавказской кобры – молниеносный, смертельно опасный. Лезвие ножа метило мне точно в сердце.

Надо отдать должное – рука у Алика не дрогнула. А поскольку он бил наверняка, то шансов уцелеть у меня не было – если бы, конечно, я прозевал этот момент и не выбросил вперед ногу навстречу своему врагу. Алик нарвался на препятствие, но намерений своих не изменил. Он изогнулся и ударил меня снова. Но на этот раз его рука попала в жесткий захват. Я резко сорвался со шконки и, закручивая руку Алика по спирали, встал на ноги как раз в тот момент, когда на меня прыгнул Таир. Тоже с заточкой в руке. Но я уже крепко стоял на ногах и стремительно подтягивал к себе Алика, чтобы закрыться им как живым щитом. Послышался хруст выворачиваемых суставов, а через секунду – и вопль самого Алика. И если бы Таир вовремя не остановился, то его заточка вошла бы чеченцу точно под ребра. Но, увы, он успел отвести руку с пикой, попытался было обойти меня слева, но нарвался на мою ногу. Мощный удар в пах заставил его согнуться вдвое. Я ударил его по ногам и рукой подкорректировал направление полета. Таир упал на пол, больно ударившись головой об угол шконки. Резкий удар в грудь полностью вывел его из участия в поединке. Алик корчился на полу от боли, хватаясь за вывихнутую руку. Он тоже уже не представлял опасности.