Самвэл

— Да, он стремился к этому. Он старался уничтожить все нахарарства... но уничтожил только себя самого. Однако оставим это. Я не скрываю своей ненависти ко всем Аршакидам. Я не скрываю и своей радости, что ты наконец-то будешь наказана. Все эти беды — следствие твоего упрямства. Если бы ты поехала в Персию, когда царь Шапух приглашал тебя, если бы ты сдала крепость, когда он осадил ее — всех этих ужасов могло не быть. Тебя увезли бы в Персию, заточили бы в крепость Ануш вместе и мужем, и на этом все бы кончилось.

— То есть было бы покончено с Аршакидами! — негодующе прервала царица.

— Да! С ними должно быть покончено. Чаша терпения переполнилась на земле и на небесах. Настал час расплаты.

При этих словах Мардпета в глазах царицы вспыхнуло пламя гнева; она устремила на изменника угрожающий взгляд и твердо ответила:

— Пусть это не слишком радует тебя, негодяй! Пусть не спешат радоваться и твои гнусные единомышленники. Да, Меружан разрушил несколько моих городов и угоняет в Персию их жителей. Но от этого Армения не стала еще безлюдной пустынею! Он может взять меня в плен и заточить в крепость Ануш, рядом с моим супругом. Но от этого династия Аршакидов не прекратится! Я готова. Я знаю, что ты, чуть выберешься отсюда, выдашь персам, что крепость пуста. Что ж, иди и предавай! Пусть приходят, пусть схватят меня. Я не страшусь ни смерти, ни тюрьмы. Но вернется мой сын, наследник трона Аршакидов, — и отомстит злодеям и за отца и за мать.

По холодному лицу Мардпета пробежала язвительная ус мешка.

— Не тешь себя такими надеждами, государыня, — он насмешливо покачал головой. — Это в тебе говорят горячая кровь сюнийки и необузданная гордыня Мамиконянов. Слушай же: неискупимые грехи, отяготившие тебя и твоего супруга, не позволят вам спасти ни Армению, ни династию Аршакидов. Повторяю: чаша праведного гнева небес переполнилась, и гнев этот должен излиться! Я ведь не чужой при дворе, и мне хорошо известны все кровавые злодеяния, совершенные в вашем дворце. Я все видел, но молчал, ибо боялся твоего супруга. И разве ты сама не убийством присвоила себе титул царицы Армении? Как сейчас вижу труп злосчастной Олимпиады, которую ты велела отравить. Ценою ее смерти ты заполучила царский венец... И сколько таких жертв принесла ты своим черным страстям и своему ненасытному честолюбию! Ты укрылась в Артагерсе и надеялась, что эта твердыня убережет тебя от кары. Но, как видишь, гнев небес настиг тебя. То, чего не смог истребить вражеский меч — это войско, что столь храбро противостояло врагу, — все истребили голод и мор, которые наслал на вас Господь. Да и могла ли эта крепость стать тебе защитой?! Ты вспомни, чья она! Здесь каждый камень обагрен кровью несчастных Камсараканов, которых велел перебить твой супруг, чтобы прибрать к рукам их родовые владения и богатства. Их души и поныне вопиют к Богу, взывая о справедливости!

И он начал перечислять одно за другим все неправедные деяния и царицы и царя, и закончил так:

— Вот они, все добродетели Аршакидов! Эта династия должна, должна рухнуть, и только тогда Армения обретет мир и покой.

— Под игом персов?

— Пусть под игом персов — оно легче, чем невыносимая тирания Аршакидов.

— Прочь отсюда, злодей! — царица вскочила с места. — Если цари проливают кровь, они не совершают преступления, как и боги, когда карают смертных. Это делается для блага людей, ибо так отделяют плевелы от пшеницы!

Ее громкий и грозный возглас разбудил служанок. Обе они — и Шушаник и Асмик — вбежали в зал, словно два ангела гнева, и натянули тетивы своих луков.

— Позволь нам, государыня, покарать этого негодяя!

Айр-Мардпет с усмешкой оглядел юных воительниц и вышел.

Едва забрезжило утро, едва тишину нарушили первые голоса утренних птиц, грянули, заглушая их, и другие звуки — нестройные и грозные; у стен крепости загремели трубы и загрохотали барабаны. Услышав их, царица вздрогнула и поднялась с места.

После ухода Мардпета она весь остаток ночи так и не сомкнула глаз. Она сидела, полная горьких мыслей, и ждала. И вот он настал, горький час мучений и гибели.

Но царица была уже готова. Душа ее была спокойна, совесть тоже. Пока могла, она боролась за спасение своей страны, не щадя сил. Теперь ей оставалось лишь вверить все остальное воле провидения... Царица медленно прошла в угол зала и опустилась на колени. Подняв к небу полные слез глаза, прижав руки к груди, она надолго застыла в безмолвном религиозном порыве. Она молилась, молилась горячо, словно смертник, жаждущий в последние минуты перед казнью обратить свои слова к Богу, излить перед его безграничным милосердием свои упования и мольбы.

Молитва укрепила ее дух, облегчила жгучие страдания ее сердца. Царица отерла слезы и поднялась с колен. В последний раз окинула она печальным взглядом свой роскошный покой, его так любимое ею убранство, которое через несколько минут будет расхищено и растащено персидскими воинами...