Самвэл

Нигде не было ни души. Всюду царила унылая пустота полного безлюдья. Опустели города, опустели села, опустели и дороги. Что же произошло? Словно дыхание смерти пронеслось над прекрасной равниной и уничтожило на ней всякое присутствие человека.

Но вот на дороге, ведущей в Арташат, показались клубы пыли. Это ехал конный отряд. Богатая сбруя лошадей, дорогие доспехи и оружие всадников говорили, что путники — люди не простые. Впереди ехал стройный юноша, остальные всадники составляли его свиту.

Они достигли полуразрушенных стен Арташата. Юноша придержал коня и некоторое время с болью в сердце смотрел на лежавший в руинах еще дымившийся город, потом свернул в сторону моста Таперакан. Он ехал издалека, очень издалека, и таких сожженных, обезлюдевших городов видел по пути немало. Вот почему его чуткое сердце словно окаменело, пылкие чувства охладели, и в скорбных глазах не нашлось ни единой слезы, чтобы пролить над горестной участью Арташата.

Мост Таперакан был единственной переправой, связывавшей Арташат с правым берегом Аракса. Юноша доехал до моста, но переезжать на другой берег не стал. Он ждал кого-то и молча стоял у воды, глядя на реку и думая о чем-то своем.

Солнце сияло все так же ярко, цветы искрились капельками росы, птицы по-прежнему распевали свои утренние песни. Вся природа дышала невозмутимым покоем, неспокойны были только воды реки Араке. Словно безутешная мать, потерявшая детей, река стонала, рыдала, ревела, свивала мутные воды в бурные водовороты и с грохотом обрушивала их на зеленые берега. Неистовый Араке, весь в пене, словно разъяренный дракон, бешено рвался вперед, стремился вырваться из берегов, как бы желая найти и поглотить в своей пучине злодея, чьей безжалостной рукою были преданы огню и обращены в пустыню великолепные города и живописные селения на его прекрасных берегах. Гнев Аракса сдерживал огромный мост, сковав валы арками своих пролетов.

По другую сторону моста, на правом берегу Аракса, обширная зеленая долина была сплошь покрыта шатрами. Вокруг паслись верблюды, кони, мулы и даже слоны: густая трава служила им обильным кормом. Тут явно расположилось большое войско. Молодой всадник пристально вглядывался в ту сторону.

На противоположном конце моста показался человек с длинным копьем в руках и направился прямо к конному отряду.

Подойдя совсем близко, он склонился в поклоне.

— Наконец-то, Малхас! — обратился к нему юноша. — Ну, что скажешь?

— Ни князя Мамиконяна, ни Меружана Арцруни в этом войске нет, — ответил Малхас.

— Где же они тогда? — воскликнул юноша. На его печальном лице отразилось нетерпение.

— В главном персидском войске, которое сейчас стоит у Нахичевана.

— А это что за войско?

— Это всего часть главных сил персов. И пленные здесь собраны только из Двина и Арташата.

— Кто стоит во главе этого войска?

— Персидский военачальник Зик.

Юноша, который стоял на берегу, был Самвел. Он разыскивал своего отца и дядю, Меружана Арцруни.

— Следуй за мной, — сказал он Малхасу и повернул коня на нахичеванскую дорогу. За ним двинулся весь отряд.

Самвел искал отца и дядю. Искал, как уставший от жизни, но все еще колеблющийся в нерешительности человек ищет яду, чтобы покончить с собой, и радуется, когда не находит его. В такой мучительной нерешительности пребывал и молодой Мамиконян с того самого дня, как расстался с матерью, покинул замок Вогакан и выехал навстречу отцу. С тех пор прошли месяцы и месяцы — прошел целый год, а то и больше. Сколько трагических событий, сколько ужасных бедствий произошло с тех пор! А он терял даром драгоценное время: его сверстники покрыли себя славой в жестоких битвах; он же не разделил ее с ними, оказался обделенным. Все это еще более усугубляло его скорбь, еще сильнее уязвляло его ранимую душу.

Но и он провел это время не в праздной неге! Он тоже участвовал в борьбе, — во внутренней, нравственной борьбе, и она оказалась куда тяжелее, чем битвы с мечом и щитом в руках. Он боролся со своей совестью и со своим сердцем, он наносил удары самому себе и принимал удары от себя же. Молодая, неокрепшая душа не выдержала в конце концов этой борьбы, и тяжелая болезнь приковала юношу к постели. После того, как Самвел проехал через Ван и своими глазами увидел страшную смерть несчастной Амазаспуи, он не смог продолжать путь. Юношу в бесчувственном состоянии доставили в уединенный монастырь, которого не коснулись тревоги войны, ибо он был расположен в неприступных горах. Там он долго лечился, окруженный заботами монахов. Верные слуги не покинули своего господина и делали все возможное, чтобы помочь молодому князю скорее восстановить подорванные силы. И все же он несколько раз был на краю могилы. В монастыре Самвел жил в полном неведении о том, что происходит в родной стране: щадя больного, окружающие всячески скрывали от него правду. Но даже в лихорадочном бреду юноша говорил и расспрашивал только об Армении.