Самый большой подонок

– За подлеца, за подлеца, не сомневайтесь! – хмыкнул я. – Побыстрее доставайте ваш электронный противень!

– Не мой, а ваш! – огрызнулся он и вытянул пенальчик из стеллажа.

Внутри пенала находилась тяжёлая на вид коробка из чёрного пластика с отходящими от неё толстыми проводами.

– Что за система? – дыша Определителю в затылок, поинтересовался я.

– Аналогична передатчику Хремпла, – пояснил он. – Но машинки для гамма-одноразового шифрования здесь нет, поскольку коды на межпространственный переброс поступают с Главной Шифровальной Машины, соединённой с Архивом.

– Отключайте провода!

Напряжённо ссутулив узкие плечи, Определитель стал выдёргивать из коробки универсальные штеккеры, другой рукой придерживая пенальчик в гнезде.

– Верно ли, что уничтожив своё досье, я пройду тоннель, сохранив свой актуальный возраст? – спросил я.

Задавая этот вопрос, я намеренно не упомянул о нейтрализаторе временных аномалий, о котором говорила матушка Вомб, тем самым устроив хитровану маленькую проверочку.

– Да, это так, – с видом библейского змея он протянул мне моё личное электронное досье.

– Стоп! – сказал я, следя за выражением его глаз. Он поджался в ожидании убийственного вопроса о нейтрализаторе, а я, помедлив, озабоченно спросил: – Откуда мне знать, что это именно моё досье?

Определитель молча нажал крохотную кнопку на крышке приборчика, и передо мною возникло знакомое по нечастым заглядываниям в зеркало лицо. Это, конечно, был я – довольно пригожий добрый молодец, сравнительно недавно разменявший возраст Христа, с пышной, не опалённой флэймингом шевелюрой, без ссадин и синяков на щеках и на лбу и с целёхоньким правым ухом. Опознав себя прежнего, имевшего приличный внешний вид, я почти поверил Определителю, но всё-таки мрачно-угрожающим тоном промолвил:

– Вообще-то не слишком убедительно, господин моментальный фотопортретист!

– Не верите – дело ваше, – ответил он и нажатием кнопки убрал голографическую картинку.

Я отобрал у него коробочку. Она была тяжела как моя судьба и мать сыра земля вместе взятые. Благодарно улыбнувшись, я как бы невзначай уронил «объёмистое досье» на ногу этого лапчатого гуся.

Он вскрикнул и зашипел от боли, но не посмел возмутиться.

– Ах какой я неловкий! – сокрушился я и двумя-тремя ударами каблука «свинокола» превратил коробочку в груду хлама.

– Это не по-джентельменски, – не выдержал Определитель, с перекошенным от боли ртом скача вокруг себя на здоровой ноге.