Самый чувственный год

— Хочешь сделать вид, будто прошлой ночи и не было вовсе? И все это ошибка?

— Именно этого я и хочу.

И я ухожу. Присоединяюсь к Дэнни на крыльце, оставив ее стоять там, едва не плача. Жестоко ли так легко сказать ей в лицо, что это ошибка? После того, что мы пережили прошлой ночью?

Но какова альтернатива? Признать, что это что-то да значит? И я хочу большего, намного большего?

— Черт бы все побрал!

— Простите, сэр. — Дэнни хмуро смотрит на меня.

— Ничего. Пошли.

Прежде чем я вернусь обратно, буду молить о прощении… И о будущем, которого, ясное дело, у нас нет…

Саммер

Я чешу собаку за ушком, наблюдая, как быстро удаляется Эдвард.

— Не переживай, Руфус. Он сердится только потому, что не знает, как справиться с прошлой ночью. Но ничего, надеюсь, все наладится. А пока, дружок, тебе пора принять ванну.

Руфус скулит, я наклоняюсь к нему.

— Будет весело, обещаю.

Это и правда было весело, когда Руфус пытался играть в прятки, пока я пыталась помыть его, а не всю комнату для обуви. В конце концов, дело было сделано, и пес благоухал.

— Одно дело готово, Руфус, но впереди еще много работы!

Например, продолжить наследие Кэтрин.

Было бы неплохо обсудить некоторые идеи с Эдвардом, хотя складывалось ощущение, что он просто отмахнется от меня, предоставив свободу действий. У меня никогда не водилось денег, чтобы помогать на таком уровне. Да, в Азии, Африке и Латинской Америке я работала волонтером, красила дома, строила школы, клиники, преподавала английский язык. Но иметь сейчас деньги, чтобы заняться благотворительностью, совсем другое дело. И на другом уровне.

Эта идея наполняет меня энтузиазмом и нетерпением действовать.

Что же касается реакции Эдварда… Я не могу винить его за осторожность, за то, что он держит меня на расстоянии. Не с нашей историей и не с тем, как я живу сейчас.

Однако от этого не легче.

Я иду наверх, чтобы переодеться из мокрой одежды во что-нибудь удобное и теплое. Руфус следует за мной по пятам.

Что теперь?

Я смотрю на собаку:

— Как насчет экскурсии?

Руфус одобрительно лает.

Мы отправляемся в тур по дому. Я безмолвно благодарю Кэтрин за еще один неожиданный подарок, в то время как настоящий подарок, само поместье, пробуждает так много воспоминаний.

Замок почти не изменился, за исключением ванных комнат, которые были модернизированы, удивительного лифта, смонтированного в самом центре замка, и кинозала, похожего на театр в миниатюре. Мы приближаемся к моей старой спальне. Здесь повсюду деградация и сырость. Полы, которые нужно чистить, стены, которые нужно заново оклеить.

Я подхожу к двери спальни и вижу, что плетеное сердечко все еще висит там, провожу по нему пальцами с горько-сладкой улыбкой. Руфус толкает мою руку, я смотрю на него сверху вниз.

— Когда-то давным-давно, приятель, это была моя комната.

Поворачиваю ручку, толкаю дверь. Петли протестуют, будто ими не пользовались годами, а внутри дневной свет приглушен тонкими задернутыми шторами. Мебель покрыта пыльными простынями, двухъярусные кровати разобраны, а стены оклеены теми же розово-белыми обоями с изображением фламинго и облаков.

Мгновение я просто стою, вбирая в себя все это.

Эдвард прав: комната требует ремонта.

Сырость здесь еще сильнее, она скапливается вокруг окон, в углах, в воздухе ощущается некоторая прохлада. Но ничто из этого не умаляет воспоминаний. Я по-прежнему слышу смех, представляю, как дети бегают вокруг, а я пытаюсь заниматься своими делами, уткнувшись в книгу о путешествиях, мечтая о приключениях, которые однажды испытаю.

— И я отправилась в эти приключения, — говорю я, глядя на Руфуса. — Повезло мне, да?

Вот только сейчас, стоя в этой комнате, не могу избавиться от ощущения, будто в моей жизни что-то пошло не так. Ведь состояние достижения, самореализации так и не пришло. Приключения… И все эти вещи в моем списке желаний… Я ни разу не ощутила умиротворения. Не почувствовала себя счастливой.

Письмо Кэтрин не дает мне покоя. И ее предупреждение тоже.

Я беспокоюсь, а вдруг ты не остановишься, и жизнь пройдет мимо тебя, и ты никогда не почувствуешь, что значит это — быть довольной, счастливой, любимой.

Может быть, Кэтрин права.

Не потому ли, что ты, находясь в объятиях Эдварда прошлой ночью, чувствовала себя очень довольной?

Я прогоняю эту мысль. Это не так. Мне не нужен кто-то, чтобы чувствовать себя счастливой и удовлетворенной. Единственный человек, который может дать мне это, — я сама.

— Разве это не так?

Руфус лает, явно соглашаясь со мной.

Продолжение дела Кэтрин, несомненно, станет шагом в правильном направлении.

— Идем, приятель. Мне нужно поговорить с благотворительными организациями, организовать мероприятия по сбору средств. И я точно знаю, с чего начать.

Я возвращаюсь в новую спальню, беру фотографию, на которой мы с Кэтрин вдвоем занимаемся подготовкой к балу сказок на Хеллоуин.

До тридцать первого октября остался месяц. За это время можно многое успеть, правда?

— Все возможно, если ты настроишься на это, Саммер.

Мягкий голос Кэтрин обволакивает и подбадривает меня.

— Как думаешь, Руфус, у меня получится?