Самый долгий день нашей жизни (СИ)

Это было выступление «для своих» — благодаря былым знакомствам Фредди разрешили задействовать спортзал. Приглашены были все мало-мальски важные персоны — не только друзья, но и пара-тройка представителей звукозаписывающих студий. Парни напрягли все свои связи. Фредди ни в коем случае нельзя было ударить в грязь лицом. Как-никак, это его родной колледж. Его стены…

И это должно было стать его шоу.

Нарисовав Мэри специальный пригласительный, он ждал ее появления. И она пришла. Надела красивое платье, уложила волосы, выразительно подчеркнула глаза — словом, была в тот вечер великолепна!

Ну а Фредди… Фредди был в ударе.

Настолько, что Мэри скоро почувствовала себя неуютно. Какой-то частью сознания она отказывалась признавать в полубожестве, непринужденно сверкающем на сцене, не очень-то уверенного в себе трогательного паренька, который, улыбаясь, всегда прикрывал рот, потому что стеснялся своих выпирающих передних зубов. Непостижимым образом он вдруг превратился в какую-то динамо-машину. В черном атласном костюме, с растрепанными волосами и подведенными глазами (все-таки он купил у нее несколько косметических карандашей, да еще и подводку) Фредди напоминал инфернальное существо — сексуального, раскованного демона-искусителя, совершающего непристойные движения с микрофонной стойкой. От него шла такая мощная волна энергии, что становилось страшно.

Так и есть. Он ее пугал.

При первой встрече он насмешил ее, на свиданиях — дарил ощущение спокойствия и защищенности. Но этот ураган мог ее попросту смести! Казалось, если она будет долго смотреть на него, то сойдет с ума.

Но куда более неприятный сюрприз ожидал ее, когда представление закончилось, и зрители окружили музыкантов плотной толпой. Целая стайка девиц начала на все лады расхваливать Фредди. Увидев, как он мило воркует с поклонницами, Мэри впервые почувствовала себя лишней в этом богемном обществе. Расфуфыренные девицы, непонятные люди, громкая музыка. Парни, которые еще недавно были такими привычными, хорошо знакомыми, и вдруг превратились в настоящих звезд… Нет, ей среди них не место.

Гордо развернувшись, Мэри покинула зал. От обиды хотелось плакать. Почему-то она не сомневалась, что Фредди даже не заметил ее ухода.

Сотрясаясь в беззвучных рыданиях, она выбежала на крыльцо. Глиддон-Роуд посыпало слабой моросью — эхо недавно прошедшего дождя. Крохотные лужицы, ютящиеся в провалах каменной кладки, отражали свет уличных фонарей.

Сердце Мэри гулко колотилось, готовое разорвать грудную клетку. Мысли отравляло озарение безжалостной ясности: они с Фредди принадлежат к абсолютно разным мирам. Ее мир — это мир рутины и сводящей с ума тишины, ограниченный маленькой квартиркой, которую она делит с отцом, и торговым залом «Biba», где ничто не выделяет ее на фоне других продавщиц. Его мир… другой. Яркий, как радуга, и поистине безграничный.

Хотелось одного — бесповоротно раствориться в потоке прохожих. Убежать, пока она… они оба не совершили непоправимую ошибку. Кому-то этот порыв мог бы показаться смешным, но Мэри понимала, что должна быть честной с собой.

— Стой! Ты куда?

Обернувшись, Мэри увидела Фредди. Разгоряченный и мокрый, он стоял прямо тут, перед ней. Его грудь лихорадочно вздымалась, и он напрочь не замечал вечернего холода.

— Домой, — решительно бросила она, исступленно потирая заплаканные глаза.

— Тебе не понравилось?

— Я ничего не понимаю в рок-концертах. Наверное, ты был чертовски хорош, но… я правда не знаю.

— А почему ты уходишь? Подожди, я…

— Потому что тут у тебя есть, с кем провести время. Не хочу мешать.

— Что ты говоришь! Сегодня я пел только для тебя. Я знал, что ты в зале, что смотришь на меня…

— Мне, конечно, приятно, но я этого не стою.

Мэри ни капли не кривила душой. Еще никогда она не казалась самой себе настолько никчемной и жалкой.

— Да что произошло?! Мэри, погоди! Ты никуда не уйдешь!

Фредди со всей силы обнял ее и, забыв стеснение, яростно впился в ее рот своим — так, словно пытался за несколько секунд перелить в нее как можно больше собственных энергии и страсти. У Мэри подкосились ноги — не столько от неожиданного поцелуя, сколько от методичного и неотвратимого напора. Только чтобы удержать равновесие она положила руки ему на шею и… вдруг поняла, что все это удивительно правильно. Впервые в жизни кто-то принимал важное решение за нее. Ей оставалось только одно — сдаться.

… Вокруг шумела вечерняя улица, слышались машинные гудки и полупьяные песни каких-то гуляк, но Мэри до этого не было никакого дела. Ей отчаянно хотелось верить, что все это — не банальный флирт. Что чувство, созревающее между ними, совсем другое. Серьезнее, глубже, мощнее. Как одна из тех старых сказок, которые она читала в детстве. Обязательно с трагическим концом…

Но ведь до конца еще далеко, верно?

***

27-е ноября 1991 года