Самый долгий день нашей жизни (СИ)

— Послушай меня, Бри. Возьми себя в руки и послушай. Сегодня страшно длинный и тяжелый день. Наша жизнь навсегда стала иной, и это… нормально. Да, как бы страшно ни звучали мои слова, но каждый день несет какие-то изменения. Иногда хорошие: у нас рождаются дети, мы узнаем что-то новое о них и о себе самих, об этом мире. Мы любим, ошибаемся, порой нас заносит куда-то не туда… все это и называется жизнью. Прошлое не вернуть. Зачем я тебе говорю эти банальности? Ты сам все знаешь… Вчерашний день не вернуть. Все ошибаются. Нет такого человека, который бы всю жизнь поступал только правильно. Это нормально. Мы рождаемся, делая мамам очень больно, умираем, делая очень больно нашим близким, — и между этими двумя событиями мы постоянно причиняем кому-то боль, осознанно или нет… — Джон вздохнул глубоко и протяжно, стараясь набрать побольше воздуха в грудь, как будто воздух мог восполнить силы, которые были на исходе. Он устал повторять одно и то же из раза в раз. Но чувствовал, что должен продолжать до тех пор, пока Бри наконец не вслушается в его слова и не возьмет, черт подери, себя в руки. — Если человеку плевать на нас — значит, он нам чужой. Но никогда, понимаешь, никогда не найти верный баланс жизни, чтобы оставаться собой и при этом не доставить никому проблем. Ты совершал ошибки? Ты обижал Фреда? Он тоже совершал. И много раз обижал тебя, меня и Роджера… А уж Родж! Сколько раз они ссорились, обижались друг на друга… Только все одно: мы квиты. Фред на нас зла не держал — и чего мы сейчас точно не должны делать, так это заниматься самоедством. Хватит на сегодня. Пошли! Я и так уже тысячу раз пожалел, что не сдержался. Раскрыл вам то, что Фредди держал подальше. Не заставляй меня жалеть еще больше. Знаешь, я… — Он понизил голос. — Может, я совершил ошибку, страшную ошибку. Но уверяю тебя, с этой минуты я уже ни о чем не буду жалеть. Блядь, Брай, вставай! Довольно себя накручивать. Если честно, я думаю, ты сегодня держался лучше нас всех. Ты спас жизнь Роджеру. Не мучай себя. Что было, прошло.

— Самое страшное, что сегодня я сильно разочаровался в себе… Хотя куда уж больше? Та история с Лиззи, она же мне аукнулась… И мои слова, брошенные Фреду про любимых людей, прилетели назад рикошетом. Да так, что мало не показалось… Когда я уходил от Крисси, все думал, правильно ли поступаю. Вроде, и понятно, что неправильно. Разрушил семью, бросил детей — так мне мама сказала. Крис меня всю жизнь любила, только вот… иногда от этой любви хотелось сбежать подальше или, на худой конец, удавиться. Я серьезно, Джон. Она как будто приковывала меня к себе всеми цепями. Конечно, я понимаю, что испортил ей жизнь, и ее обиду понимаю. Хотя… — Голос дрогнул. — Хотя простить, что она детей против меня настраивала, что не давала встречаться с ними, все равно не могу.

Брайану было горько. Так горько, будто он выпил какую-то полынную настойку. Горечь застряла в горле комом. Как бы он поступил, если бы вновь вернулся в восемьдесят девятый? Он сам себе давно дал ответ на этот вопрос: «Так же». Не было никаких сомнений. Их семейная жизнь с Крисси на протяжении этих последних лет покрывалась трещинами, как картина кракелюрами. Картину можно спасти, но брак, который трещит по всем швам, — далеко не всегда.

Впервые они оказались на грани разрыва именно тогда, в период записи «Hot Space». Крисси недавно родила Лу, и если до беременности и родов ее недовольство оставалось в пределах разумного — подумаешь, у кого не бывает ссор? — то гормональные бури сделали ее совершенно невыносимой. Несколько раз она устраивала ему форменные истерики из-за того, что он бесконечно болтается то в турах, то на записях, вместо того, чтобы проводить время с семьей. Брайан сдерживался из последних сил, не в его характере отвечать криками на крики. Приходилось объяснять по сотому разу, что эти разъезды не ради удовольствия, что по-другому нельзя, что им, черт возьми, необходимо работать, если они не хотят проблем. Шоу-бизнес живет по своим законам. Пара лет простоя — и ты уже никому не нужен…

С крошечной дочкой Крисси не имела возможности выбраться в Мюнхен, и вот тогда Брайан… сорвался.

Лиззи была его любовницей. Самой лучшей, самой нежной и уступчивой. В постели с ней он чувствовал себя свободно и легко. Пожалуй, впервые в жизни он мог не придерживаться строгих правил. Конечно, секс был главным в этих отношениях. Зачем же еще встречаться со стриптизершей и танцовщицей? Уж точно не обсуждать с ней физику жидкого тела! Людей для интеллектуальных разговоров под боком хватало. Положа руку на сердце, с парнями всегда было очень интересно. Брайан вполне довольствовался их обществом, беседами с коллегами, так что в женщинах он тогда искал собеседников в последнюю очередь. Впрочем, как показала жизнь, счастье — это когда рядом женщина, способная не только спать с тобой и растить твоих детей, но и говорить обо всем на свете. Хорошо, что он понял это не слишком поздно, и теперь у него есть Анита… любимая.