Я говорю это так легко, будто это не имеет значения. Старая добрая Бернадетта сделала последнее неверное решение в своей жизни. Список таких решений простирается прямо с моего младенчества.
Хитрая маленькая мошенница снова спрашивает, что все это значит. Что именно мама хотела сказать. Надо признать, она хорошая актриса в этих своих очках, с блестящим хвостиком и скромным платьем. И простым ожерельем из темных бусин.
И этой женщине моя мать благоволила больше, чем своему собственному сыну?
— Я подготовил выдержки, — говорит Малькольм, подводя ее к столу. Я следую за ними.
Малькольм протягивает ей скрепленные степлером листы.
— Бернадетта разделила свои активы тремя частями. Генри и Бретт унаследовали некоторую собственность и долю ликвидных активов, за исключением тех, которые она распределила между пятью двоюродными кузенами. Наследство Смакерса перечислено здесь. Он контролирует семейный бизнес, мисс Нельсон.
Она ошеломленно смотрит на листы.
— То есть все краны и…
Она думает, мы управляем крановой компанией?
— Она оставила Смакерсу пятьдесят один процент Lockeland Worldwide по всему миру, мисс Нельсон, — говорит Малькольм. — Это международная корпорация, которая включает в себя дюжину различных субъектов.
— Что это
Малькольм стреляет в меня нервным взглядом. Да уж, ему следует нервничать. Он никогда больше не будет работать на эту семью и на тех, кого я знаю, если я приложу к этому руку. Хотя он сможет иметь неплохое будущее в составлении завещаний для людей, которые хотят помучить своих детей.
Он указывает на лист.
— Эти компании находятся под руководством Смакерса.
Мой живот скручивает, пока она молча читает. Я знаю список наизусть. В хронологическом порядке. На первом месте Locke Worldwide Construction, основанная моим дедом компания, занимающаяся строительством домов на Лонг-Айленде. Компания пошла дальше, когда мой отец присоединился к деду, и они начали строить продуктовые магазины и торговые центры. Как только я занял пост генерального директора, фирма начала заниматься многоэтажками, государственными проектами, лэндингом и даже управлением имуществом, потому что гигантские здания — это инвестиционные машины, ровно как акции.
Именно я предложил компании выйти на международную арену десять лет назад. И мы, блять, сделали это.
Он разговаривает с мошенницей, как с идиоткой.
Очевидно, что это не так.
— Это означает, что если Смакерс захочет, он с вашей помощью займет свое место. Он будет присутствовать на встречах, и его голос будет решать различные вопросы, в основном касающиеся общего руководства компании. Генри же, как генеральный директор, руководит текущими делами. Но, как член правления и владелец, Смакерс предоставляет общее видение и направление, — Малькольм указывает на страницу.
Бретт толкает меня в руку.
— Если собака сдохнет при неустановленных обстоятельствах, акции уйдут в Общество гуманистов. Естественная жизнь пса около десяти лет.
— Что? — спрашиваю я. — Ты думал об убийстве собаки?
— Мужик, — говорит он. — Следует обдумать все варианты.
— Мы не станем убивать
Он поднимает руки, будто я нападаю на него.
— Это не поможет, — говорит он. — Давай заплатим ей. Сколько? Как думаешь?
Калеб бредет ко мне. Он хочет услышать, что я думаю.
Я складываю руки.
— Это просто бизнес-проблема с бизнес-решением. У нас ведь уже были проблема, так? В этом году нам пришлось снести частично построенный центр, потому что субподрядчик облажался с арматурой. Это была ошибка на двадцать миллионов долларов, которую мы не должны были исправлять, но мы исправили ее. Люди должны знать, что Локк строит только правильно.
— Не предлагайте слишком мало, — говорит Калеб.
Это заставляет меня предложить ей хоть что-нибудь.
— Три миллиона наличкой, — говорю я.
Бретт подмигивает. Это даже не сумма. Мы просто не заметим три миллиона. Он думает, что это слишком низко, вот в чем проблема. У нее действительно все карты.
— Три миллиона, и мы не выдвигаем никаких обвинений, — говорю я. — Если бы она наводила справки, она бы знала…
Она узнает о наших глубоких дружеских отношениях со всем городом. Мы не подкупаем судей и копов, как криминальные семьи. У нас есть что-то более мощное, и это дружба с высокопоставленными людьми. Друзья, занимающие высокие посты, как правило, ставят вещи на свои места.
— В конце концов, предложи ей четыре с половиной, — говорит Бретт. — Или пять. А если она попросит десять, то сойдемся на семи.
— Это хорошая взятка для нее, — говорит Калеб. — Если она не состоит в организованной группировке.
— Не думаю, — комментирую я.
— Откуда ты знаешь? — спрашивает Калеб.
Потому что от нее расходится эхо одиночества. Я ощущаю это в ее браваде. Вижу, как она выпрямляет спину. Растягивает холодную сталь по позвоночнику, пока никто не видит.
Однако я этого не говорю.