Самый завидный подонок (ЛП)

В глазах Денни появляется шок за мгновение до того, как Генри заносит кулак, нацеливаясь ему в лицо.

Денни отшатывается в сторону. Смакерс бешено лает. В стекле трещина, похожая на перекошенную звезду.

Генри поворачивается ко мне:

— Ты в порядке?

— Нет! — я отступаю, подальше от всего этого. Генри подходит ко мне, но я поднимаю руку. Я не знаю, что останавливает его на полпути — неистовое движение или, возможно, выражение моего лица.

Я хватаю свою сумочку и выскакиваю за дверь, бегу к лифтам. Генри зовет меня, но я жму-жму-жму на кнопку. Я должна быть подальше от них. От всех них.

Генри устремляется ко мне как раз в тот момент, когда открываются двери. Я вхожу и нажимаю, ударяю по кнопке, пытаясь закрыть двери. Кто сказал, что это не работает? Я спускаюсь в вестибюль одна. Поездка, точно, длится целую вечность. Воздух внутри маленькой коробки словно искрится.

Кажется, прошла вечность, прежде чем я вышла на улицу, в слишком унылое, слишком многолюдное утро, которое еще пятнадцать минут назад казалось таким многообещающим. Я проталкиваюсь мимо рабочих и туристов, протискиваюсь сквозь очередь у тележки с бутербродами для завтрака и заворачиваю за угол, пробираясь сквозь толпу, направляясь к воде.

Смакерс все еще там. Дерьмо.

Я ныряю в темную подворотню и отправляю сообщение Эйприл, чтобы попросить ее присмотреть за Смакерсом. Я не знаю, что делать или что ей сказать. Она разберется с этим.

Я нахожусь у какого-то служебного входа, с узкой лестницей и черной дверью без опознавательных знаков позади меня.

Справа от меня кирпичная стена, столетняя копоть делает красный цвет кирпичей местами почти черными.

Слева от меня — богато украшенная стена, покрытая сотней слоев краски. Прямо над этим возвышается окно бистро. Люди там, наверху, уютно устроились с кофе, выпечкой и газетами. Если бы я встала, то оказалась бы на одном уровне с их ботинками.

Но я здесь, внизу. Вонда.

Я пытаюсь придумать, что делать, радуясь, что они меня не видят. Рада, что меня никто не видит. Я сжимаюсь, желая, чтобы мир просто исчез.

Они знают.

Теперь и Генри знает. Бретт, вероятно, последовал за ним и рассказал ему.

Я обнимаю колени, положив подбородок на правую коленную чашечку. Денни проболтается. Люди сейчас узнают. Я пытаюсь придумать какой-нибудь способ удержать Вики, остаться в городе, но опасность того, что мама заберет Карли обратно, слишком велика. Боже, она бы нашла способ вымогать деньги у всей компании, используя Карли в качестве рычага давления. И вся эта огласка.

Ноги закрывают мне вид на улицу. Широкие брюки.

— Вики.

Моя кровь начинает течь быстрее.

— Оставь меня, — говорю я.

— Маловероятно, — он садится на крыльцо рядом со мной. — Что случилось?

— Ты не знаешь? — я не даю ему шанса ответить. — Я просто хочу побыть одна.

— Могу я побыть с тобой наедине?

Мне хочется плакать, потому что Генри так это произносит.

— Ты знаешь.

— Знаю что?

— Они не ввели тебя в курс дела?

— Детка, я только что пробежал половину небоскреба по лестнице, пока не смог вызвать лифт, а затем пересек два переполненных квартала, разозлив около пяти десятков неуклюжих пешеходов, пытаясь найти тебя. Я был немного занят.

— Откуда ты узнал, что я пойду этим путем?

— Кого это волнует? Что происходит? — его телефон сходит с ума. — Этот парень Денни. Что, черт возьми, это было?

Я качаю головой. Все кажется таким невероятным.

Слишком много звуков.

Он вытаскивает его из кармана.

— Звонят с офиса. Наверное, Бретт. Что произойдет, когда я отвечу? Я блокировал его все выходные. Что произойдет, когда я отвечу ему? Что я могу увидеть?

Я беру телефон у него из рук.

— Черт, — говорю я, прижимая прохладный, гладкий экран ко лбу.

Он ждет. Я пытаюсь не плакать.

— Ну вот и ответ на этот вопрос, — говорит он. — Отпечаток лба. Вот что я увижу.

Я качаю головой:

— Это не шутка, — шепчу я.

Он обнимает меня, притягивает к своему теплу. Защищая. У меня проскакивает такая мысль, что все, начиная с этого момента, — это мгновение. Думаю, так было всегда.

— Что случилось?

— Я не хотела, чтобы ты знал. Я думала, ты никогда не узнаешь.

— Узнаю что?

Я качаю головой:

— Дело в том, что я знала, что если мы останемся вместе, это выйдет наружу, и все будет разрушено. Тебе нужно было бы контролировать ущерб, и, боже, ты бы возненавидел меня.

— Я не смог бы возненавидеть тебя, Вики.

— Может быть, и нет, — говорю я тихим голосом. — Но ты мог бы возненавидеть Вонду О'Нил. Ты мог бы возненавидеть ее. Ты, наверное, уже ее ненавидишь.

Он сдвигается, говорит ближе к моему уху:

— О чем ты говоришь?

— О Вонде О'Нил? — я отстраняюсь. — Ты не помнишь лгунью Вонду О'Нил? Весь этот грязный скандал восьмилетней давности? Все помнят Вонду О'Нил.

Он изучает мое лицо с отстраненным выражением. Я вижу, когда до него это доходит, потому что он словно видит меня по-новому.

— Подожди…

— Верно, — говорю я.

— Ты Вонда О'Нил.

— Динь-дон, — я говорю это беззаботно, как будто мне это ничего не стоит. Это стоит мне всего.

— И Денни Вудрафф… это был…