Санара. Книга 1

Пока я дошла до дома Трента, адрес которого Иннар продиктовал мне по телефону, где только не побывала: прогулялась по нескольким не виденным мной ранее улочкам, посмотрела детское представление на лужайке неподалеку, полюбовалась десятком чужих ворот и садов. Рассматривала дверные ручки, цветы на клумбах, трещины на асфальте. Я никогда раньше не видела родной город таким — новым, красивым и неизвестным. Не знала, насколько это прекрасно любоваться травой выше тебя ростом, обожать теплый, похожий на летний шарф, ветер, представлять истории чужих людей и судеб за коваными оградами. Мир тек через меня чередой солнечных бликов, шелестом листвы, игривыми пятнами света и тени на парковых дорожках; день растянулся в бесконечность.

К дому Шрама я все-таки вышла. Часы, стрелки, секунды… Время не важно, когда понимаешь, что все случается вовремя. Удивилась тому, как много бордовых аралий растет у его калитки (наверное, старалась Кара); надавила на кнопку звонка.

Мне открыли полминуты спустя. Трент, следуя привычкам, выглянул из двери наружу, зачем-то убедился, что на улице, кроме меня, никого нет, качнул головой, приглашая внутрь. Я вошла.

Дом был маленьким, каменным и очень уютным. С небольшим двориком и даже своим собственным пересохшим фонтаном, при взгляде на который мысли рождались романтичные и стихотворные.

— Привет, по делу? — встретили меня не зло, но довольно сухо. — Иннар предупредил, что зайдешь.

Я зашла по делу, да. И пока думала, как сформулировать вопрос, Шрам спросил:

— Ты в порядке? Три дня не показывалась, я заходил…

— Нормально.

Он — этот старый вояка — был проницательным малым, к тому же ко всему подозрительным.

— Точно ничего не случилось?

— Ничего… критичного.

Наверное, Трента удовлетворил не столько мой размытый ответ, сколько вполне безмятежный вид.

— За сервер, кстати, спасибо. Очень помогло.

— Я рада.

Он почему-то волновался. Не из-за моего визита, но чего-то другого, зудевшего в его душе раной. Так зудит расчесанный укус, не дает ни на чем сосредоточиться, портит настроение. Чтобы не задерживать занятого человека сверх нормы, я перешла к сути.

— Скажи, ты знаешь, куда переехала королевская лаборатория после кражи книги?

О том, что они снялись с места, я услышала за завтраком у Иннара три дня назад. Говорили: переполошились, сменили локацию, перевезли куда-то оборудование и порошки. А именно эти самые порошки теперь были мне нужны для своего эксперимента над руной счастья.

— Обещал один человек позвонить, сообщить, но еще не звонил. Могу сам его набрать.

— Набери, если не затруднит. И… случилось что? — Что-то заставляло Трента нервничать. Незаметно для человеческого глаза, но очевидно для моего «элеодатчика». — Расскажи.

В последнее слово вложила чуть-чуть гипноза, самую кроху, потому что Шрам не привык изливать душу, практически забыл, как это делается. А ведь неизвестно, кто способен помочь делу, и как именно.

— Ничего… критичного, — вздохнул, не заметив, что повторил меня. — Аэла приболела, температурит.

«А я сделать ничего не могу. Отправил Кару к травнице, но это далеко, пока дойдет туда, пока вернется. Таблетки девочка не глотает — то ли не любит, то ли не приучена. И меня душит бессилие», — вот чем провибрировала его аура без слов.

Все понятно. Этот закаленный боями воин мог победить любого врага, свергнуть, проработав хитроумный план, целую армию, но с собой во время детской болезни совладать не мог. И я его не винила. Помнила, как мы с Герой, в случае чего, вместе сидели над Данкой. Не отходили от нее, не отлипали, волновались — такова судьба всех родителей.

— Можно, пока ты звонишь товарищу, я на нее посмотрю?

— Нет. — Ответ прозвучал резко. Шрам понимал, я — странная. Могу, наверное, много, но как именно… А если наврежу? — Она спит.

— Я не буду ее касаться, и не буду вредить, — успокоила я. — Но температуру снять могу.

«И болезнь прогнать тоже», — этого добавлять не стала, чтобы не смущать. Напридумывает себе адских ритуалов, запрет ворота на семь замков.

Трент колебался. Волнующийся человек хватается за любую надежду, особенно когда это касается ребенка. И этого же ребенка до конца защищает. Конечно, тут чужого не подпустишь.

— Мне хватит пары минут, — пояснила я мягко. — Она даже не проснется.

Ему было плохо. Таблетки в доме были, но какой с них толк, если пациент не открывает рот, а Кара далеко. Одиночество в трудный момент — хуже бича.

— Точно трогать не будешь?

— Обещаю.

И он пустил. Незаметно ссутулился — я только сейчас заметила, что Шрам обут в тапки, — качнул головой в сторону дома.

— Идем. Она недавно уснула.

Ребенок, который борется со всем миром, ослабевает. Ребенок, который борется с миром без помощи близких людей, который чувствует себя одиноким и который постоянно видит во сне кошмары, ослабевает очень быстро.