Санара. Книга 1

Лежащая в постели Аэла казалась очень маленькой. Чуть старше Данки в те времена, когда я еще являлась ее официальной тетей. Светловолосая, хрупкая, безнадежно уставшая. Она спала, но бодрствовала, потому что вновь и вновь видела одно и то же — то, что сильно ее пугало. Дергались во сне губы, дрожали ресницы, изредка сжимались в кулак маленькие пальцы.

В спальне душно; прикрыв за собой входную дверь, я отворила форточку и тихо подвинула к кровати стул. Присмотрелась.

М-да, тут минутой не обойдешься. Здесь требуется куда больше времени. Трент мне его не даст, но иногда не нужно спрашивать, иногда (если ты Элементал) нужно просто происходящее замедлить до максимума. Это я и сделала. Забыла про свою человеческую сущность, стала вдруг миром, каждой его деталью, приказала отрезку от одной секунды до другой стать вечностью.

Мне нужна тишина, нужен покой. Мне нужно все рассмотреть.

Перестали тикать комнатные часы и шелестеть в саду деревья, замедлился вдох лежащей девочки, встал на невесомую паузу. Завис на одной ноте голос говорящего в другой комнате Трента.

Еще медленнее, еще.

В какой-то момент пропала и эта нота. Секунда раздробилась на дождевые капли, в каждой из которых хрустальной гранью блестел мир; структурная сетка реальности разделилась на кванты.

Все, полная тишина и стабильность.

Теперь можно работать.

Мне нужен был ее сон — он являлся ключом.

Мы все видим сны, и все они являются отражением нашего мироощущения и мировосприятия в бодрствующем состоянии. Человек осознанный способен контролировать подобные вещи, маленький ребенок — нет.

Потихоньку, шаг за шагом, я погружалась по нити, ведущей в чужую дрему, делалась ее частью, осторожно присоединялась к сновидцу. Процесс этот похож на спуск в бездонный колодец, состоящий из вязкой субстанции — ниже, ниже, ниже…

Прежде чем найти источник, я прошла, кажется, десятки, сотни этажей.

И оказалась в темном коридоре королевского замка.

Рядом озиралась запуганная девочка. Только что на ее глазах били служанку, выдающую себя за мать, орали, чтобы выдала местонахождение «королевского отребья», грозили, что разнесут кухню и каждый камень подвала; пахло гарью факелов, несло чистящим средством для чанов. В дальнем конце коридора стонали и плакали поварихи, клялись, что детей на их этаже отродясь не бывало.

Аэла плакала. Наперед знала: сейчас стражники кинутся за ней в погоню, догонят спустя два поворота — она как раз поскользнется на камне, упадет на пол, ударит локоть. А когда развернется, над ней занесут меч, последует свистящий удар, лезвие полоснет ее, визжащую, по лицу… Дальше все спутано: вроде бы кто-то спасет, но уже неважно, уже так страшно, что хочется умереть. Она слишком маленькая, чтобы убежать и чтобы бороться. Ее будут нести на руках, будет звенеть вокруг сталь, глаза зальет кровь, а лоб запульсирует от боли…

— Так. Достаточно.

Стоя рядом с Аэлой, вдруг произнесла я спокойно и сделала то же самое, что только что сотворила наяву — замедлила сон.

— Все, стоп!

Она обернулась так резко, что едва не упала, хотела закричать, но сдержалась, лишь выпучилась на меня, как на призрак. Но во сне, особенно в осознанном сне, люди становятся рассудительнее — исчезают их привычные реакции, стирается возраст и лишние детали, — появляется шанс достучаться до очень глубинных слоев сознания.

— Я остановила твой сон. Больше не страшно. Поняла меня, услышала?

Она услышала. Удивилась происходящему, как удивился бы актер на съемках фильма, сцену которого затормозил режиссер. Здесь, в отличие от того мира, где ее ждали Кара и Трент, Аэла пока говорила. Потому что не случился удар меча, не достиг максимума шок.

— Ты кто? — спросила тихо, когда поняла, что звуки стихли — никто больше не воет, не кричит и не гонится.

— Я пришла изменить твой сценарий.

Во сне нет больших и маленьких, как нет и привычных слов. Во сне действующие лица сразу улавливают суть. Ей не требовалось знать моего имени, она чувствовала главное: я — помощь.

Нахмурился детский лоб, проявилась в глазах задумчивость. Последовал правомерный вопрос:

— А как?

— Очень просто. Показать тебе, что все это — иллюзия. Выдумка.

— Да?

Дети доверчивы и очень мудры. Они легко принимают новые правила игры, пока взрослые не втюхают им ложный факт о том, что такое единая на всех «правда».

— Как? Очень просто. Думаешь, этот замок настоящий?

— Да.

— А вот и нет!

И я ткнула пальцем в стену. Раньше она была каменная, но стала вдруг тонкой, и сквозь щель от моего пальца лился теперь внутрь коридора вполне себе симпатичный солнечный свет.

— Бумажный?!

И белокурая девочка тоже ткнула стену замка. Появилась еще одна дырочка, а следом разгладилась на лбу морщинка.

— Конечно бумажный! А ты не знала?

— Не-е-ет.

А в глазах такое неподдельное изумление, что я улыбнулась.

Так, что там дальше?

— Боишься стражников?

— Да.

Она вновь затравленно взглянула на дальний конец коридора.

— Тогда пойдем, посмотрим на них. Они стали маленькими и совсем не страшными, теперь они тебя боятся.

Я взяла маленькую ладонь в свою, потянула за собой.

— Совсем маленькими?