Сандалики

Вибрацию под ногами она почувствовала одновременно с ощущением надвигающейся волны. Будто за спиной тихо и беззвучно поднималась цунами, нависла над ней, намереваясь поглотить и в последний момент решила подшутить и сказала: бу. Лёля на секунду застыла, опустила взгляд на ботинки: от подошв по всему тело расходилась пульсация, будто от землетрясения. Оглушительный свисток перекрыл голос Чимина[1] на высокой ноте, пронзил насквозь, будто пуля. Лёля отпрыгнула в сторону, едва не упав на сыпучей наклонной насыпи. Мимо пронёсся поезд, обдавая плотным потоком воздуха. Она отшатнулась от разгоряченного бока, впитывая резкий запах креозота всей поверхностью тела. Стояла как истукан, обдуваемая   завихрениями от металлического тела поезда, волосы прядями хлестали по глазам, заставляя жмуриться и вызывая слёзы.

Оцепенение прошло постепенно, вернув подвижность сначала глазам. Лёля с удивлением осознала, что она в силах моргать. Убрав разлохматившиеся волосы назад, она несколько раз глубоко вздохнула и только потом расплакалась. Она едва не дождалась свой поезд.

Лёля ошеломлённо осмотрела руки, перевела взгляд на пакет, лежащий у ног. Металлические формочки рассыпались по щебню и блестели на каменной насыпи, как драгоценности. Миксер скромно виднелся в открытой коробке, в отличие от формочек он не совершил дерзкий побег, ограничился подглядыванием.

Собрав покупки, Лёля прошла ещё немного вдоль путей, и как только появилась тропинка, свернула в сторону. Несмотря на «сандалики» зачастившие последнее время, к встрече с поездом она оказалась не готова. Совсем не готова. Вспомнив урок Патрика, Лёля попробовала покричать, но в этот раз это не принесло облегчения. Страх поселился где-то глубоко за грудиной и не собирался уходить, сдавливал лёгкие, мешая дышать и колотил в сердце, подгоняя пульс.

Домой Лёля пришла в сомнамбулическом состоянии, едва помнила, как брела по улицам, где поворачивала и кого видела. Хорошо хоть пакет не потеряла, если бы пластиковые ручки выскользнули из пальцев она бы и не заметила.

Пронёсшийся мимо поезд забрал с собой эйфорию солнечного дня и хорошее настроение, оставив муторное состояние, как после затяжной болезни. Положив пакет на пол в коридоре, Лёля зашла в комнату и едва не вскрикнула: в зеркале её ждал Лёшка. Обеспокоенный, взволнованный с растрёпанными от частого взъерошивания волосами.

– Не ходи больше к железной дороге!

Лёля села на пол напротив зеркала, скрестив согнутые ноги, плечи поникли. Держать осанку не было ни сил, ни желания.

– Не буду, – неуверенно пообещала она.

Лёшка устало опустился на ковёр с обратной стороны зеркала.

– Почему тебя туда так тянет?

Лёля пожала плечами, стянула резинку с хвоста.

– Может, потому что я похожа на папу?

Она придвинулась ближе и положила ладонь на гладкую прохладную поверхность. Лёшка тоже придвинулся и с опаской коснулся стекла с обратной стороны. Между их ладонями оказалась прозрачная преграда, но казалось, будто руки соприкасаются, полностью повторяя контуры кистей. Поверхность зеркала слегка нагрелась, Лёля почти ощутила нежную кожу узкой ладони Лёшки.

Палец скользнул по стеклу, издавая неприятный скрип. Лёшка поморщился, но руку не убрал.

– Ты не похожа на папу.

Лёля жалостливо всхлипнула.

– Мама тоже всегда говорила, что не похожа, но иногда в пылу гнева у неё вырывалась признание, что я копия отца. Я и сама боялась, что у меня с ним слишком много общего. –  Она печально улыбнулась, всматриваясь в зеркало. – То, что я вижу тебя, беседую с вымышленным существом из зеркала только подтверждает это.

Он снова откинул волосы со лба, проведя ладонью по голове, скользнул по шее – лёгкое движение, рассчитанное на зрителя, улыбнулся по-мальчишески озорной улыбкой.

– А может, я не галлюцинация?

– Галлюцинация, а я психопатка. Есть в кого. Мама рассказала мне об этом, когда мне исполнилось тринадцать, боялась, что итак растреплют добрые соседи или всезнающие одноклассники. Хочешь расскажу тебе историю-мозаику, собранную из кусочков того, что поведала мама, а потом и добрые бабульки из нашего подъезда?

– Хочу, – поспешно кивнул Лёшка.

Мама вышла замуж в восемнадцать лет по большой любви. Поселились в доме свекрови. Отношения с ней сразу не сложились. В принципе зная мою маму, это как раз не удивительно. С людьми такого же склада она регулярно воюет. Свекровь всегда находила к чему придраться и за что гнобить. Но через два года нашёлся весомый, на её взгляд, повод – мама никак не могла забеременеть. В семье начались проблемы и ссоры, сотканные из замалчивания, пересудов и обид. Отец начал по долгу пропадать неизвестно где. Приходил домой поздно, странно рассеянный, иногда сердитый, но трезвый. Взрывался по любому поводу и даже пару раз поднял на неё руку. Скандалы следовали один за другим. Мама перестала узнавать спокойного мужа, свекровь во всём обвиняла её, как непутёвую пустоцветную жену.