— И леший тоже в сказке, — Санька высунул голову из-под руки геолога. Он был очень доволен: теперь не надо лезть на сопку.
— Придется рассказать матери, — выговаривал геолог. Вместо того чтобы огорчиться, мальчишка обрадованно спросил:
— Значит, вы не поедете?
— Это уж моя забота. Ну, отправляйся! — Геолог шлепнул Саньку пониже спины.
— Я не могу.
— Почему?..
— Вдруг вы убежите.
— Да?! — геолог оглянулся, посмотрел на часы и, снова схватив Саньку, как портфель, под мышку, двинулся обратно в кедрач…
Глава 9.
НЭТАН! НЭТАН!
…Сначала это показалось обгорелым стлаником. Искрученные оголенные кусты выглянули из-за пологого, улегшегося поперек тундры холма. Лесок беспрестанно шевелился, хотя ветра не было. Раздавался треск сухих сучьев.
— Куда он нас? — тревожно протянул Славка и посмотрел в спину Вовчука, который замедлил шаг.
Генка вместо ответа вздохнул. Но выдохнуть воздух забыл — остолбенел: из-за холма выскочила стая собак и без лая понеслась прямо на них.
— Не шевелиться! — приказал Вовчук.
Ребята съежились, не спуская глаз с приближавшейся своры. В ту же минуту из-за кочек, с обеих сторон тропы, поднялись вооруженные скуластые люди в камлейках. Стволы карабинов направились прямо на Вовчука. Позади, тоже с ружьем, стоял Анелькут.
— Это он! — крикнул мальчишка.
Но коряки вдруг опустили карабины, улыбаясь, закричали хором:
— Амто, тунгутум! Торово, Иван!
Северные лайки, высунув красные дрожащие языки, дружелюбно завиляли лохматыми хвостами.
— Я же говорил, что это настоящий пограничник, — сразу нашелся Славка и накинулся на Генку: — Все ты запутал. Ты!..
Теперь уже все вместе двинулись к холму. За «кусты» Славка принял ветвистые рога оленей: по тундре рассыпалось более тысячи животных. Одни щипали ягель и траву, другие выискивали грибы или продирались среди тальника, лакомясь ветками, третьи, отдыхая, лежали…
В стороне виднелись два крытых шкурами шатра — яранги. Откинулись пологи — меховые двери, навстречу высыпали женщины. И сразу к ребятам. Через минуту с путешественников уже стягивали мокрую одежду и обувь. На смену вынесли ворох меха: брюки, кухлянки, торбаса.
— Какумэй! — восхищалась молодая корячка, ласково глядя на Анелькута. — Ты совсем как мой сынок. Оставайся с нами в табуне, в бригаде, до конца летовки.
Славка и Генка смущались: никак не могли найти в мехе пуговицы, чтобы застегнуться.
— Здесь завязки, — пояснил им Анелькут. Он уже развалился на оленьей шкуре возле костра, подоткнув под себя полы кухлянки.
Над огнем бурлили два огромных медных чайника и котел, от которого вкусно пахло вареным мясом.
Вовчук, угощая пастухов папиросами, расспрашивал о ягельниках, как идет нагул оленей. Справился и о том, не попадался ли кто незнакомый. По всему было видно, что пограничник в бригаде свой человек.
— Ну, хлопцы, ожили? — обратился он наконец к ребятам. Взглянул на Анелькута и подмигнул: — А ты, малец, ловкий: по всей тропе вешки понаделал. Я знал, что сюда прибежишь, — Вовчук добродушно рассмеялся.
За ярангой раздалось хрюканье.
— У них что, и свиньи с собой? — спросил Славка у Анелькута.
— Конечно, нет.
— Слышишь, хрюкают…
Коряк повалился, смеясь.
— Это же олешки… Не хрюкают, а хоркают. Матери со своими телятами так разговаривают.
Генка, услышав Славкин вопрос, тоже улыбнулся — первый раз за все утро.
Старушка с двумя темно-синими полосками на лбу — следы старинной татуировки — сняла котел с варевом. Пастухи без приглашения подсаживались, вытаскивая ножи. Достали ножи поменьше и женщины. Дали их и гостям.
Коряки ловко вылавливали из коричневого густого бульона куски оленины. Орудуя ножами возле самых луб, отправляли мясо в рот тонкими ломтиками. Попробовал так и Славка.
— Нос не отрежь, — улыбнулся Анелькут, который не отставал от взрослых.
Ловко ел и пограничник, наверное, не раз угощался у оленеводов.
Та же старушка с татуировкой пожалела Славку с Генкой и, поискав поварешкой в котле, подала им по оленьему языку.
— О! За что же им самое вкусное? — в шутку позавидовал Вовчук.
Молодая хозяйка уже расставляла на широкой отполированной доске банки со сгущенным молоком, насыпала горку галет.
Славка осторожно принял поданную ему громадную кружку с очень темным чаем.
— Клади сгущенки… Больше клади! Эмелке! Голова и ноги будут хорошо работать.
— Цая нет, какая сила! — опять подмигнул мальчишкам Вовчук.
Пастухи, довольные, заулыбались.
Пили медленно, с передыхом, покрякивая и вытирая пот. Наливали, не снимая чайник с перекладины, лишь нагибали его.
Почаевав, откинулись на шкуры и разложили трубки. У каждого особенная: то в виде медвежьей морды, то с насечкой в виде орнамента или с крутым изогнутым чубуком…
— Ну, нам пора, — поднялся Вовчук. — Еще два часа ходу.
И Генка, и Славка, и Анелькут с неохотой скидывали удобную меховую одежду и натягивали свою — грубую, съежившуюся после сушки.