Читаем Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761 полностью

В результате в 1720-е гг. обозначились видимые признаки успеха реформ, особенно среди молодых женщин двора. Берхгольц благоприятно отзывался о молодых русских дворянках, которых он встречал на придворных приемах, сравнивая их поведение и манеру держаться с обращением их французских ровесниц962. Вельможи двора должны были способствовать этому преобразованию, обеспечивая дочерей нарядами и воспитанием должного европейского уровня. От членов царской семьи также ожидалось участие в этих начинаниях. Так, если царице Прасковье Федоровне позволялось по-прежнему одеваться на старомосковский манер, ее три дочери (в том числе и будущая императрица Анна Ивановна) на публике одевались по немецкой моде, как заметил голландский художник Корнелиус де Брюин, написавший их портреты во время своей поездки в Москву в 1702 г.963 Царевна Наталья Алексеевна, сестра Петра, служит полезным примером смешения традиционных и новых элементов в образе жизни женщины из русской элиты. Составленная после ее смерти в 1716 г. обширная опись имущества содержит перечень внушительного собрания европейских нарядов и аксессуаров. У нее было целых одиннадцать корсетов, четыре фонтанжа, семь вееров и множество зеркал. Этому, несомненно, способствовала щедрость ее коронованного брата, который, как считали, выделял ей ежегодную сумму в 20 тыс. рублей. При этом царевна Наталья имела также много икон и религиозных книг964.

Изменения в одежде и внешнем облике подданных происходили не с такой скоростью и законченностью, как хотелось Петру, о чем свидетельствуют девять разных указов об одежде и уходе за внешностью, изданные при нем, и еще один при Екатерине I, касавшийся конкретно жителей Петербурга965. Тем не менее к концу петровского царствования европейский костюм и внешний облик окончательно утвердились как норма среди тех групп населения, которые регулярно имели дело с государем и двором в Петербурге и Москве. В последующие царствования придворное платье высшего мужского и женского общества постепенно становилось все изящнее, по мере того как фасоны нарядов все точнее следовали новейшей европейской моде. Так, знатные русские женщины быстро освоили ношение mantua (от французского manteuil) – род платьев с фижмами, которые в конце XVII в. были главным фасоном официального придворного костюма при многих дворах966. В царствование Анны Ивановны его сменила самара – от голландского слова samaar (платье), ставшая обязательным официальным видом платья для дам, посещавших придворные празднества967. Этот фасон был создан на базе французского contouch и состоял из свободного верхнего платья со спинкой в складку, которое надевалось на корсет и нарядную нижнюю юбку, поддерживаемую фижмами968. Позднее на смену самаре пришла более изысканная и парадная robe à la française (по-русски – роба) с более четкой талией, которая стала главным фасоном наряда для придворных торжеств в царствование Елизаветы Петровны969. С середины 1740-х гг. ее придворным дамам разрешалось являться на куртаги в разновидности неформальных утренних платьев, какие носили в Англии (они назывались шлафроки, от немецкого schlafrock)970.

По мере того как в России начинало ощущаться влияние царившего тогда стиля рококо, цветовая палитра двора прояснялась и в нарядах придворных дам постепенно появлялось все больше светлых, пастельных тонов – розовых, голубых, салатовых, желтых. И хотя придворные кавалеры по-прежнему предпочитали более темные цвета, были и исключения, например великолепный датский посланник, граф Рохус Фридрих цу Линар971. Как и у их современников в Европе, костюмы русских придворных часто украшались шелковым шитьем, декоративными пуговицами, золотым и серебряным галуном. Дорогие аксессуары – веера, табакерки, часы, трости стали обычными покупками великосветских щеголей. Двор Елизаветы тратил очень большие суммы на эти предметы, которые привозили в страну и русские, и иностранные купцы. Только за 1753–1754 гг. общая сумма расходов на них составила около 230 тыс. рублей972. Императрица раздавала такие вещи в подарок членам своего ближнего круга, что видно по описям расходов на свадьбы нескольких ее придворных дам, относящимся к этому времени973. Елизавета также жаловала в подарок деньги, позволявшие расплатиться с неотложными долгами, связанными с расточительным образом жизни ее двора, в чем не раз убеждалась сама Екатерина974. Как при германских дворах того времени, при русском дворе вводились постановления, ограничивающие расходы, в попытке обуздать подобную неумеренность975. В начале 1740-х гг. было издано два таких указа, но, судя по множеству свидетельств, это не обескураживало расточительных елизаветинских вельмож976.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология