Sans qu'un remord ne me vienne (СИ)

Выпустив из цепкой хватки изящные пальчики, священник попытался сдвинуть узкий ворот закрытой одежды послушницы и открыть доступ к плечам, однако тот не поддавался. Тогда мужчина заставил свою жертву сесть и начал задирать подол в попытке стянуть мешавшее платье.

- Подождите!.. – вдруг отчаянно взвизгнула плясунья, заставив Клода от неожиданности действительно прервать это приятное действо. – Пообещайте сперва, что не тронете Феба! А после… после делайте, что хотите.

- Обещаю, обещаю, волшебница! – хрипло прошептал Фролло, почти уже не в состоянии сдерживать свой пыл. – Все что угодно за одну только ночь!..

Он привлек маленькую танцовщицу к широкой груди, утопив одну ладонь в густых смоляных локонах, а второй лаская будто задеревеневшую спину. Вновь приник в поцелуе к бледным от ужаса губам. Архидьякон чувствовал, как прижалась к нему девичья грудь, и уже представлял, как скоро ощутит ее вкус и упругость. Ему безумно хотелось почувствовать прикосновение маленьких ладошек, однако руки Эсмеральды безвольно свесились поникшими плетьми – она явно не горела желанием хоть как-то принять участие в происходящем. Лишь когда священник предпринял новую попытку обнажить свою языческую богиню, свою прелестную Персефону, эту темноокую колдунью, уста ее слабо шевельнулись.

- Феб… О, мой Феб!.. – едва различимо прошептала несчастная; должно быть, сраженный на поле битвы воин призывает так в последние секунды свою далекую возлюбленную, прежде чем холодный мрак навсегда смежит его веки.

Мужчина скорее прочитал по губам и по выражению лица, нежели расслышал, кого звала пленившая его красавица. Он слишком хорошо знал это имя, слишком много боли принесло оно - так часто срывалось с любимых губ ненавистное слово.

- Меня зовут Клод, девушка! – рыкнул ее мучитель, опрокидывая свою добычу на спину и всем телом вжимая ее в постель.

Гнев и отчаяние затопили разум. Ну сколько это может продолжаться!.. Как отучить проклятую девчонку звать этого безмозглого офицера, этого жалкого пропойцу и развратника, да еще и в самый неподходящий момент?! Может, она просто смеется над ним?.. О, сейчас он отучит ее смеяться!

Однако вглядевшись в искаженное диким страхом лицо зажмурившейся плясуньи, Фролло лишь обреченно вздохнул. Гнев начал отступать. Нет, она не насмехалась. Слова эти вырвались, очевидно, непроизвольно, как у иных вырывается всуе «О, Боже!». Да, для нее он бог. Аполлон с золоченными стрелами, будь он неладен!.. Она, видно, и ласки его терпела только в самоотверженной попытке защитить никчемного капитана стрелков, которому до нее давно и дела нет… Глупая. Какая же она глупая! Но добрая. И прекрасная. Столь наивная в своей беззаветной преданности… Совсем ребенок. Но прелестный!..

Архидьякон мягко тронул губами сморщенный лобик, а потом устроился рядом, прижимая к себе съежившуюся в комок девушку.

- Простите… - едва слышно прошелестела она несколько минут спустя. – Я не…

- Спи, - прервал священник, легким поцелуем касаясь маленького ушка.

- Но вы ведь не…

- Я не трону его, - устало добавил он. – Если прекратишь поминать этого болвана.

Его слова немного успокоили Эсмеральду. Она и сама не понимала, каким непостижимым образом прорвалось внезапно наружу бьющееся в сердце имя. Все эти минуты цыганка шептала его мысленно, не позволяя себе забыть, ради чего она терпит непристойные ласки похотливого монаха. И вот в решительный момент губы ее сами собой раскрылись, выпуская молитвенный вздох. Даже имя его было удивительно: мерзкий поп отпрянул, точно черт, в чьем присутствии помянули Господа. Ее Солнце, ее жизнь, ее прекрасный рыцарь… Нет, решительно, ради Феба ей не страшно не только умереть, но и вообще ничего не страшно!.. К тому же, быть может, Квазимодо что-то напутал?.. Он ведь глух, как же она сразу не подумала! Ну конечно, звонарь, верно, не так все понял. Разве может у Феба быть невеста, когда ей, Эсмеральде, он так искренне клялся в любви?! Быть может, все же удастся каким-то образом увидеться с ним и предупредить об опасности?.. Возможно, есть еще надежда избежать ужасной участи принадлежать ненавистному монаху?

Убаюканная этими вселявшими веру в будущее мыслями, плясунья провалилась в сон, не заметив, как удобно покоится ее головка на мужском плече, и даже не почувствовала, как нежно сжала маленькую ладошку крепкая рука.

========== ///////// ==========

Клоду предстоял трудный день. Он поднялся с зарей и, быстро одевшись, направился к лодке. Течение понесло его еще дальше от Парижа, и вскоре мужчина поравнялся с засеянными рожью и пшеницей полями. Чуть дальше, насколько он помнил, выращивали и коноплю, которую вот-вот должны были начать убирать. Растения уже частично отцветали и образовывали семена, что, как знал архидьякон, считается у крестьян сигналом к сбору урожая – именно на этой стадии удается, кажется, получить наилучшее волокно.