Sans qu'un remord ne me vienne (СИ)

- Стоило мне представить, что, не будь меня, и моего дорогого брата, мое возлюбленное дитя могла постичь страшная участь остаться одному в целом свете, я немедленно принял решение усыновить несчастного ребенка. Я взрастил его, воспитал, выучил грамоте. Сделал звонарем. Я единственный, кто видит в Квазимодо человека, а не чудовище. Ко мне бежал он, еще малышом, спасаясь от жестокого мира, что так неблагосклонен к тем, кто не вышел лицом… Да, все дело лишь во внешности, никому не интересно, что скрывает оболочка, если она не совершенна… Скажи, девушка, полюбила ли б ты меня, будь я красив и молод?..

Плясунья воззрилась на него со смесью непонимания и страха. Что за странные вопросы он задает?.. И что ответить, чтобы не вызвать его гнев? Скажешь нет – и поп рассвирепеет; скажешь да – чего доброго, набросится на нее, как оголодавший хищник…

- Я… я не знаю, - тихо проговорила прелестница, не поднимая глаз. – Тот, кому я отдаю сердце, должен уметь защитить меня… Зато я точно знаю, что, не будь у меня такой яркой внешности, вы бы уж точно не обратили на меня никакого внимания! Быть красивой не всегда благо. К тому же дело не в том, как вы выглядите – я боюсь ваших поступков, не лица. Ненавижу за ту боль, что вы причинили мне и ему… Знаете, то, что вы рассказываете… я с трудом могу поверить в это. Вы пожалели уродливого младенца, которого видели впервые в жизни, а меня отдали в лапы палачу и только лишь потому, что, по вашим словам, полюбили. Но разве это любовь?.. Любовь – это когда два человека сливаются в единое существо; любовь – это крылья, которые способны вознести к небу. Вас же терзает обыкновенная похоть, которая только и может, что низвергнуть в адскую бездну. Для чего вам такая любовь, для чего вам я?..

Цыганка не собиралась говорить всего этого, она вообще мало думала о чувствах монаха; и, однако, сейчас разрозненные мысли сложились в целостную картинку, и слова полились сами собой.

- Похоть… Так думал и я, девушка. Колдовство, женские чары. Власть пола, зов природы. Но все это в прошлом: я справился с ними в юности. Нет, здесь другое. Любовь отверженного, я говорил тебе. Крылья… Они расправятся, как только ты ответишь на мои чувства, и вознесут нас к небесам; выше небес!.. Ты, верно, полагаешь меня безумцем. Но что ты скажешь, узнав всю глубину моего разума? К восемнадцати годам я окончил все четыре факультета. Я прекрасно разбирался в теологии, на зубок знал историю церкви, включая все церковные установления, дал бы фору любому медику, будь то аптекарь или хирург, свободно владел латынью, греческим, древнееврейским. И все это я постиг к тому возрасту, когда был на пару лет старше тебя! Скажи, девушка, разве способен безумец на подобное?..

Эсмеральда молчала. Она и не сомневалась в учености этого человека – все монахи, в конце концов, не чужды науке, так почему бы ее гонителю быть исключением? И все его достижения, до которых цыганке дела было не больше, чем до прошлогоднего снега, совершенно не отменяли того факта, что он сумасшедший, который склоняет ее к нежеланной близости.

- Но Господь попустил случиться тому, что произошло: я увидел тебя – и пропал. О, я не знал тогда, конечно, что уже люблю тебя, я отрицал это до самого последнего мгновения. Я не верил, не мог поверить, что сердце мое, открытое прежде лишь науке, вере, да брату, осталось вдруг совершенно беззащитным перед преступной страстью. И я боролся с ней, боролся, сколько мог: ты не вправе укорять меня, что виной всему недостаточная твердость моего духа!.. Скажи, разве не запрещали тебе выступать на Соборной площади?! Я добился у епископа этого постановления, я! Но ты не подчинилась, ты возвращалась снова и снова, сводя меня с ума своими развратными танцами, терзая слух сладчайшим пением сирен, смущая разум выходками дьявольской козы! Нет, ведьма, не я один повинен в твоих несчастьях – ты и сама сделала все для того, чтобы свершился рок. Зачем пошла в тот злополучный вечер с проклятым мальчишкой, зачем позволяла ему касаться тебя?!

Фролло силой усадил на колени брыкающуюся красавицу, стальной хваткой сжав запястья перекрещенных рук. Уткнулся лицом в смоляные локоны, замер на секунду и впился жестоким поцелуем в нежную шейку.

- Нет!.. Нет, пожалуйста! Вы ведь обещали дать мне время!.. – взмолилась пленница, напрасно извиваясь в цепких руках и лишь усиливая разгоравшийся в чреслах тюремщика жар.

- Хорошо, - помедлив, прохрипел священник, отрываясь от лебединой шеи, но не ослабляя, однако, хватки. – Я подожду до Вознесения Богородицы, как и обещал, дам тебе время привыкнуть ко мне. Но ты… ты позволишь мне ласкать тебя.

При последних словах мужчина судорожно сглотнул, чувствуя, как напряглась его плоть, упершись в девичью ягодицу.