Она не любила слабых и сомневающихся, всегда хотела, чтобы мужчина проявлял решимость, чтобы убеждал, что готов за нее в огонь и в воду… И вот — они в воде. И она же разделила их больше, чем слила вместе.
Лана мысленно отлепила себя от Мо, отодрала вместе со слоем кожи. Наверное, ей что-то привиделось — так бывает. Красивое лицо, правильная энергия — правильная на первый взгляд. Верно, глубже есть что-то еще, возможно, несовместимое.
Кольнуло сердце.
Она разжала руки, оттолкнулась от него, грустно рассмеялась и поплыла. Она просто дурочка. Романтичная и влюбчивая, вот только нельзя отдавать себя тому, кому ты не нужен. Ночная бухта не стала для них раем — она осталась просто бухтой.
Сделав небольшой круг вокруг Марио, Лана двинулась к берегу, выбралась на песок и принялась натягивать купальник.
— Отвези меня домой, — попросила наигранно весело. — Вечер был долгим.
Он выбрался следом — чувствовал ее настроение.
— Ты меня не поняла…
— Я тебя поняла, — обрубила сухо. — И не буду больше давить, извини.
Уже «надавилась». Хватит.
— Ты чудесная женщина…
Она едва не застонала при этих словах, всегда оканчивающихся категоричным «но». Ей это «но» слышать не хотелось.
— … чувственная, очень красивая, хитрая…
Хитрая?
В этот момент она была не хитрой, но честной и ранимой. Раскрыла дверь своего сердца тому, кто не перешагнул через порог.
— Домой, Мо.
— Домой?
— Конечно.
Она подобрала с земли украшенные блестками туфли.
А ведь так хорошо все начиналось.
Она напридумывала им цветник у совместного дома. Разбила клумбы на свой вкус, перестелила покрывала, водрузила на каминную полку их портрет и приготовилась жить долго и счастливо.
Мо пил, как не в себя, — одну рюмку коньяка за другой. Сдвинул в сторону камни на столе, сбросил на пол фольгу от съеденного шоколада, откинулся в «ее» кресле и закинул на пуф ноги. Зло подумал о том, что, если бы не «розетка», он и сам бы напридумывал им будущее не хуже…
Тряпка.
Коньяк перекочевывал из бутылки в желудок с непозволительной скоростью.
Отвлек дверной звонок.
Фрэнки он встретил у двери с зажатой под мышкой бутылкой.
— Эй, эй, дружище, пьешь что ли? — гость, наткнувшись на грозное выражение лица хозяина, едва не отшатнулся от двери. — А телевизор ты не смотрел?
— Я давно его не смотрю.
— Зря. Показывали вас — тебя и эту девчонку — Далински. Вы выиграли конкурс танцев, ты знаешь об этом? Вам не смогли вручить приз, потому что вы сбежали, попросили сообщить, если кто отыщет.
— Ну. Отыскал. Все?
Марио хотелось кого-нибудь поколотить. Жаль, что в дверь постучал не какой-нибудь заблудший пьяный хмырь, которого можно было полноценно отмутузить. Не в бойцовский клуб же, ей-богу.
— Слышь, я хотел сказать, что проверил те данные, что ты мне дал. Да, она действительно преподавала на четырнадцатом фитнес…
— Гимнастику.
— Да, гимнастику. Не суть. Но про ее связь с этой Патрицией я так и не понял, копаю.
— И?
Начальник службы безопасности смутился — он привык к Марио-бизнесмену — спокойному и уравновешенному, — но не к Марио-дебоширу.
— Ты на нее запал что ли? Эй, ты б не торопился — вдруг она все-таки настоящая Серпента?
— Иди, друг, иди, — попросил Мо ласково и в то же время совсем не ласково.
— Я же о тебе забочусь…
— Иди.
Перед носом Фрэнка Тротта с грохотом захлопнулась дверь.
Глава 8
Сердце ныло с утра и всю ночь. Даже во сне она преследовала Мо, который пятился от нее, тянула к нему руки — проснулась на рассвете в слезах.
Еще вчера ей казалось, что они с Марио, как две лодки после кораблекрушения, — потонут одна за другой, но, если соединятся, построят новый корабль и доплывут до счастливого берега. Сегодня пришло осознание — обозналась. Она просто обозналась — Мо не тот, не «он».
Так бывает.
Она позвонила ему в девять, сообщила, что приезжать не стоит, что утром она поработает на вилле, а за камнями заедет в обед. Отключилась, не дожидаясь ответа, какое-то время стояла на кухне с глухо колотящимся сердцем, затем прошла в гостиную и плюхнулась в кресло, прикрыла глаза.
«Лететь спиной в пропасть», находясь в депрессии, получалось легче легкого — всякий раз срываясь в свободное падение, Лана будто совершала суицид. Нет воздуха? И не надо. Темно? Вот и отлично. Страшно? Нет, больше не страшно, почему-то совсем не страшно. Выныривала она уже в другом месте, другая — не Лана, просто сгусток энергии — бесформенный и безэмоциональный — два глаза, наблюдающие за переливающимся миром вокруг — миром сияния. Там она просто была, просто смотрела, неподвижная и текучая одновременно, совершенно равнодушная — более не человек.
Одна беда — пробыть там выходило недолго, — но она тренировалась.
Открывала глаза, делала передышку, ныряла вновь — и каждый раз чувствовала, как сразу легче делается сердцу — больше не надо болеть, не надо чувствовать, — как пустеет от мыслей голова. Без света и воздуха, в беспрерывном полете во мрак ей становилось почти хорошо.
Интересно, Химик, для того чтобы вынырнуть в Сиянии, тоже сползал в депрессию, или же у него выходило иначе?