Sapiens на диете. Всемирная история похудения, или Антропологический взгляд на метаболизм

Я насчитал пять огней, разбросанных, как неуместные звезды, далеко друг от друга на расстоянии нескольких километров. Скорее всего, это были не хадза. Просторы внизу были более популярны у скотоводов датога, которые пасли животных возле сухих кустарников. Я сначала подумал, что это костры для приготовления пищи, но их цвет казался неправильным. Огни оранжево-красные, а эти были электрически белыми. И почему семьи датога готовят еду вне дома?

Напрашивался очевидный вывод. Электричество просачивается в Хадзалэнд.

Я старался придерживаться принципа хамна шида относительно этого. Я был даже счастлив. Свет полезен, и, видит Бог, я полагаюсь на него в повседневной жизни (у меня был фонарик в кармане и еще два в палатке). Кто я такой, чтобы судить? Свет в доме датога стал неоценимой помощью женщинам и детям, занимающимся вечерними делами. И это были небольшие солнечные батареи, а не линия электропередач, проходящая через сердце территории хадза. По крайней мере, энергия была экологичной.

Я напомнил себе, что хадза десятилетиями боролись с вторжением индустриального мира, уступая землю, но пытаясь извлечь максимум пользы из сложной ситуации. Они с радостью приняли некоторые современные технологии. В лагере вы найдете случайный фонарик или радио, хотя батарейки трудно достать. Сотовые стали более распространенными, и в каждом поселении вы найдете кого-то, кто знает правильный холм, куда можно подняться на поиски сигнала, даже если у них самих нет телефона. Они с удовольствием пользуются мешками кукурузы, которые правительство Танзании иногда раздает в качестве продовольственной помощи. Несмотря на все это, культура хадза оставалась невероятно устойчивой и, можно сказать, первозданной. Они приняли современные технологии на своих условиях.

И все же я не мог избавиться от какого-то мрачного чувства, ощущения потери. Индустриальный мир медленно, неумолимо прокладывал свой путь в Хадзалэнд. Не сегодня, конечно, и, вероятно, не через год, может быть, даже не в следующем десятилетии, но несказанная тяжесть цивилизации захватит долину передо мной. Хадза жили на этих холмах, охотились и собирали на протяжении сотен, может быть, тысяч поколений. Как долго все это может оставаться нетронутым? Сколько времени пройдет, прежде чем племя будут вынуждено присоединиться к развитому миру и опуститься, подобно бесчисленным местным культурам до них, на нижнюю ступеньку социально-экономической лестницы?

Будут ли молодые мужчины и женщины в лагере сегодня доживать золотые годы в грязных шлакоблочных домах, мечтая о жизни в саванне и наблюдая, как их внуки борются с ожирением, болезнями сердца и другими тяготами современности? После всего, что они нам рассказали о том, как жить правильно, разве так отплатит им индустриальный мир?

То, что я увидел в Мкеленге, вселило в меня надежду. Хадза охотились и собирали, как всегда, следуя старым традициям. Женщины, как старые, так и молодые, проводили утро в поисках клубней макали-тако и эвки и приносили их домой, чтобы поджарить на общем костре (Рис. 9.1). Они делали острые фруктовые коктейли из баобаба и толкли его плоды, чтобы извлечь сердцевины. Мужчины проводили дни на охоте или в лагере, работая над стрелами и луками. Это было особое время года, поздний сухой сезон, когда цветут баобабы. Тяжелые белые благоухающие цветы танцевали на ветвях и усеивали землю, привлекая травоядных. Мужчины покидали лагерь еще до восхода солнца, чтобы поохотиться у цветущих деревьев. Дичи стало много, на обед у всего лагеря были импала, кустарниковый дукер или дикдики.

Время, проведенное на свежем воздухе, может снять стресс и способствовать физической активности.

Были основания надеяться и на будущее. Лагерь был полон игривых детей, бегающих вокруг и говорящих на языке хадза. Мальчики выходили из лагеря с легким луком и отцовским топором в поисках меда и дичи. Девочки вместе с мамами и тетками собирали урожай, учились оценивать качество клубней, утрамбовывая землю возле всхода. Друзья и семья проводили дни вместе, делясь едой, смеясь и разговаривая. Соседи из других лагерей, ближних и дальних, заходили в гости, отдыхали и, может быть, перекусывали. Община была сильной.

Я покинул Мкеленге с чувством оптимизма, и не только по поводу хадза, но и всех остальных. Нам еще многое предстоит узнать о человеческом теле и метаболическом здоровье, но мы понимаем достаточно, чтобы начать лучше заботиться о себе и воспитать поколение более здоровых детей. Все начинается с понимания нашего происхождения, готовности учиться у таких сообществ, как хадза, которые придерживаются древних традиций, и творческого подхода, чтобы привнести эти уроки в собственную жизнь ответственным образом. Мы — самый умный и креативный вид на планете, обладающий богоподобными технологическими способностями. Конечно, мы можем научиться бережно относиться к своему телу, соседям и планете.

Благодарности