Саратовские игрушечники с 18 века по наши дни

Петр Петрович показал мне только что слепленное изделие, по телу которого шли выдавленные геометрические рисунки, ещё без подкраски ямок.

– Видишь, и подкрашивать не надо, рисунок сам за себя говорит. Раньше некоторые игрушечники и совсем не подкрашивали, продавят, и хорошо. Главная особенность рельефа состоит ведь в том, что свет, когда попадает в ямочки, отражается по-разному. Каждая вмятинка по-своему лучи отражает, потому и глаз привораживает. А гладкие изделия, те всей бочиной отражают, глаза слепят.

Наша игрушка искромётная. А искромётность зависит от частости ямок. Если на игрушке ямок чуть-чуть, то и искристости нет. Откуда же ей взяться…

Я разглядывал будущую игрушку: неподкрашенный рельеф выглядел весьма эффектно. Крестики, точки, звёздочки веером расходились на груди коня.

– Неотмирность какая-то, – сказал я, пытаясь проникнуть в идею рисунка.

– Именно так… – удовлетворённо сказал игрушечник. – Это ты правильно уловил и слово хорошее подобрал. Вот видишь, сам и определил главную особенность саратовской глиняной игрушки – «неотмирность». А по-нашему – просто сказочность. Обрати внимание: вроде те же лошадки, свинки, птички, а убери геометрический рельефный декор – и всё пропадает.

Как бы в подтверждение своей мысли, он поставил на стол другого конька, точно такого же по форме, но не декорированного ямчатым декором. И пристально посмотрел на меня, желая узнать реакцию.

Отличие было разительное. Гладенькая лошадка проигрывала в главном – это была просто лошадка, каких тысячи. А вот лошадку с рельефным декором и лошадкой как-то неудобно было назвать: в ней была некая фантастичность при абсолютной реальности: настоящая лошадиная голова, туловище, ножки-глиняные палочки. Всё, вроде бы, такое же, но совсем не такое.

– Дух другой, – выразил я своё ощущение.

– Верно, Евгений, – тем же удовлетворенным тоном сказал Африкантов, – вот в этом духе и вся изюминка. И выражается сей дух вот таким нехитрым способом: точками, крестиками, то есть ямками, а в целом иносказательно.

Пётр Петрович довольно потёр руки и повел речь о технологии дальше:

– Рисунок штампиками наносится не абы как. Это – очередная сложность. Каждая ямочка – это готовый неплоскостной рисунок. Он может быть мельче, глубже, но это все равно рисунок. Из таких оттисков составляется композиционный рисунок, который формирует характер изделия. Больше применил колечек – получился один характер изделия; заменил колечки на квадратики или крестики – стал характер совершенно другой…

Я засмотрелся на игрушки. Что-то обволокло мою душу, нереальное стало реальным, и лихой конь с косящим зраком, с множеством звёздочек на спине, предстал предо мной в совершенно ином плане: звёздочки – это Млечный путь в необъятном космосе, и по этому Млечному пути скачет конь, унося на своей спине вцепившегося в гриву малыша…

– Похоже на то, что ваша игрушка помогает человеку подняться над действительностью, осознать свою значимость, подсказывает ему, что человек – это создание божественное… Что земля – это его временное пристанище…

– Каждый человек, глядя на такую игрушку и размышляя, достигает до своего уровня понимания, – тихо и серьезно сказал мастер. – Это я хорошо осознал, стоя за прилавком. Вопрос с ухмылкой: «Почём, дядя, лошадь?» – это одно состояние души. И совсем другое дело, когда человек присаживается рядом с моим ящиком на корточки и долго смотрит, как вы тогда, помните?.. Я раньше думал: «Чего это они там разглядывают?». И только потом осознал – когда у одной покупательницы на глаза навернулись слёзы…

В коридоре раздались ребячьи голоса. Я понял, что идёт на занятия другая группа. Но прежде в комнату вошла статная девушка, старшеклассница. Немного смущаясь, она протянула Петру Петровичу на ладошке красивую глиняную птицу, изукрашенную ямчатым декором.

Лицо Африкантова просветлело:

– А ты говорила, не получится!..

– Форма получилась, Петр Петрович, а свисток всё равно шипит. Чего я ему сделала, чего он сердится? Как в детстве гуси шипели, так и сейчас шипят…. Я вам оставлю, посмотрите, пожалуйста, а я после уроков зайду… ладно?

– Заходи, Ириша, заходи.

Девушка, окинув меня взглядом, вышла.

– Узнал? Нет? – спросил мастер.

Я нерешительно пожал плечами.

– Да Иришка же это, правнучка Никитичны с Сенного!

– А, это у нее всё свистки не свистели, а шипели! Помню-помню, только разве её сейчас узнаешь…. Вон какая стала! К вам, значит, ходит лепке учиться?

– Не только учиться, – довольно сказал Африкантов, – она и сама уже дипломант областного конкурса. Видно, в прадедушку пошла. А свистки у нее свистят, да ещё как, только она желает достигнуть в этом искусстве особого полёта.

Что-то дрогнуло в моей душе. И я тут же решил вернуть Иришке купленный когда-то у Никитичны свисток. Как-никак, а родовая память, семейная реликвия.

Через некоторое время я исполнил задуманное. Описывать, какое это действие произвело на девушку, не буду: не всё можно рассказать словами…