Саркофаг

– У меня почему-то такое чувство, что вы что-то хотите спросить.

– Вы сильный человек, – выбросив окурок, улыбнулся парень. – Таких уже почти не осталось, одни доходяги все. А вы сильный и, похоже, порядочный – помогаете старику Чарскому. А ведь ему и заплатить-то нечем.

– Ну, это наши дела.

– Я понимаю – ваши… Просто хотел предложить работу.

– Работу? Мне? – Максим искренне удивился, вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

– Да-да, именно вам. Конечно, пахать придется, но с вашей фактурой это почти что отдых. Так, физкультура.

– Да что делать-то?

– Карусель у метро крутить.

– Карусель?

– Ну да. Да вы, наверное, видели. Много платить не сможем, но голодным, по крайней мере, не останетесь, да и на зиму кое-какой запас сделаете. Ну как, согласны?

Тихомиров пожал плечами и улыбнулся:

– Согласен, чего уж! Когда приступать?

– Да вот завтра, часиков в десять, и подходите, лады?

– Договорились!

– Вас, кстати, как звать-то?

– Максим.

– Очень приятно, а меня – Вадик.

Пришлось позаимствовать у Чарского старую брезентовую сумку – иначе никак было не утащить с полсотни металлических советских рубликов да два десятка полтинников – монеты другого достоинства Максим, подумав, решил не брать. Из бумажных денег у старика остались лишь рубли, да и тех немного – двадцать две купюры. Итого получалось девяносто семь рублей, в принципе для семьдесят пятого года – вполне приличные деньги, если учесть, что зарплата, скажем, библиотекаря или начинающего инженера, так называемого «молодого специалиста», была около сотни.

На рубль можно было вполне прилично пообедать или, чуть-чуть добавив, купить пару бутылок пива, впрочем, Тихомирову подобные траты не грозили. А вот подстричь поаккуратнее бороду да немного подрезать волосы не помешало бы. А еще – приобрести какой-нибудь подарок (кроме, разумеется, вина) Женьке и, может быть, Гуле.

В общем-то, по всем прикидкам Максима, денег должно было хватить с избытком – он вовсе не собирался задерживаться в семьдесят пятом году больше двух недель – припрятанных на чердаке скотника-музыканта продуктов, а особенно бутылок с водой, было не так уж и много. Ну, на пару недель хватит, если экономить воду, а дальше… А к этому времени нужно постараться разобраться во всем… ну, хотя бы наметить пути.

Вадик платил консервами (в основном рыбными, иногда паштетом) и крупой, не так уж и много получалось, впрочем, и не мало, но Тихомиров почти все отдавал Евгении Петровне.

Женщина была, конечно, довольна, но конфузилась:

– Ну что вы, что вы, Максим, это слишком много!

Молодой человек смеялся:

– Много – не мало, тетя Женя! Кушайте на здоровье, да и зимой пригодится.

– Да, зимой…

Как-то в один из теплых вечеров, ближе к концу мая, они снова заговорили на эту тему: о предстоящей зиме, о тумане и коконе – вообще о жизни.

– Знаете, Максим, – грустно покачала головой пенсионерка. – А ведь мы уже привыкли. Ну, жить вот так… на авось. Едим старые запасы – консервы, крупу и все такое прочее – и где-то в глубине души все же надеемся, что не в этот год, на следующий – обязательно – туман этот жуткий пропадет и все снова станет как раньше, вот только б дожить, продержаться бы… Так многие думают, и, наверное, никто не скажет себе: а если этот туман навсегда? Если никогда уже не будет как раньше. И что тогда? Продукты рано или поздно закончатся – ну, год еще, от силы два… Да, кому-то повезло, у них есть дачи… Но ведь голодные орды бросятся и туда! Никто не спасется… Господи, страшно себе представить, что тогда будет! И ведь если этот проклятый кокон навсегда, то… у нас просто нет никакого будущего. Нет!

– И все же будем надеяться на лучшее, уважаемая Евгения Петровна!

– Да, будем. А что еще нам остается делать? Вы ешьте, ешьте, Максим. Слава богу, еще есть мука и растительное масло! И соль.

– Да-да, вы совершенно правы – и соль. Кстати, тетя Женя, вы как-то обещали рассказать мне об отце! Помните, вы говорили о вашей с ним встрече?