Саша, Володя, Борис...

— Я думаю, я решил загадку, — сообщил профессор Генри. — Скорее всего, ваш друг получил дозу какого-нибудь альфа-эмиттера. Больничные приборы не могут его заметить, в больницах не умеют регистрировать альфа-частицы. Поэтому-то они и не нашли радиации. Радиоактивный таллий, кстати, излучает гамма-лучи; его они бы заметили. Значит, это все-таки не таллий.

Мне не нужно было объяснять дважды — это было на уровне школьной программы физики. Существует три типа радиации: альфа, бета и гамма. Гамма-лучи отличаются высокой энергией; это “проникающая радиация”, защитить от нее может только толстый слой металла. Когда в мединституте студентам рассказывают про лучевую болезнь, например у людей, получивших дозу радиации в Хиросиме или Чернобыле, именно гамма-облучение имеется в виду. Гамма-эмиттеры (излучатели) также используется в рентгеновских аппаратах и для изотопной диагностики.

В отличие от гамма-лучей, альфа-радиация в медицине не используется. Излучаемые альфа-эмиттерами альфа-частицы обладают очень низкой энергией, они не проникают даже сквозь лист бумаги. Никакие больничные приборы не в состоянии их обнаружить. Счетчики Гейгера, которыми оснащена полиция, или службы радиационной безопасности, также настроены на гамма-лучи и не в состоянии обнаружить альфа-частицы. Даже если бы Саша “светился” альфа-излучением, врачи и полицейские никогда бы этого не заметили. Нужно специальное оборудование.

Альфа-радиация совершенно безвредна, если человек подвергается ее воздействию снаружи: частицы не пробивают кожный покров. Но стоит человеку проглотить или вдохнуть альфа-эмиттер, то последствия для организма будут катастрофические: радиоактивные молекулы, попав из кишечника в ток крови, разнесутся по всему телу, проникнут внутрь клеток и станут их “облучать” изнутри. Альфа-радиоактивность похожа на оружие ближнего боя, она безвредна на расстоянии в несколько миллиметров, но проникнув в клетку, быстро убивает ее, разрывая ДНК на мелкие кусочки. Особенно уязвимы быстро делящиеся клетки, например в слизистой оболочке желудочно-кишечного тракта, в корнях волос и в костном мозге, в точном соответствии с Сашиными симптомами.

— Завтра утром расскажу полиции, — сказал профессор Генри. — Пусть зовут на помощь физиков.

ПО ВЕЧЕРАМ Я отслеживал по Интернету, что происходит в Москве. Там как по нотам разыгрывался гамбит, начатый выступлением Путина в Дрездене. Отравление Саши теперь объясняли, как и убийство Политковской, происками Бориса. Во вторник, выступая в Госдуме, бывший директор ФСБ Николай Ковалев заявил: «Тесные связи Березовского с чеченскими террористами не позволяют исключить версию о том, что те за деньги могли организовать и убийство Политковской, и отравление Литвиненко». Тему тут же подхватил московский корреспондент “Гардиан” Том Парфитт: “Предположение, что приказ о ликвидации Литвиненко поступил из Кремля кажется маловероятным. [Литвиненко] просто не стоил того… [А вот] у Березовского положение выглядит весьма шатким, так же как и у других лиц, экстрадиции которых добивается Россия… Им необходимо доказать теорию, что выдворение в Россию грозит им расправой. Смерть либеральной журналистки и отравление “врага ФСБ” должны убедить судью Тимоти Уоркмена”.

Пропагандистская война разворачивалась в полную силу и с нашей стороны — все утро среды я общался с прессой, давая бесчисленные интервью. По сдержанному тону журналистов было ясно, что Тим Белл оказался прав: приходилось не столько нападать, сколько защищаться. Утверждение, что за отравлением Саши стоит Кремль, вежливо выслушивали и тут же задавали вопрос: “А у г-на Березовского могли быть мотивы?” Добропорядочной западной публике гораздо проще было представить в роли отравителя хитрого и алчного олигарха, нежели президента великой державы. Неужели Сашино отравление действительно было задумано как пиар-операция против нас?

В больницу я попал только к вечеру. Состояние Саши резко ухудшилось. C утра ему дали огромную дозу болеутоляющих наркотиков, и большую часть времени он находился в полудреме. Я не стал заходить в палату и лишь поглядел на него через стекло. За сутки он еще более постарел; теперь он выглядел семидесятилетним стариком, морщинистым, изможденным, кожа да кости. Он ничего не ел три недели. В списке посетителей в этот день значились адвокат Мензис, кинорежиссер Андрей Некрасов, Ахмед с семьей и Борис с Леной. Саша всех узнавал, но практически уже не говорил. В палате дежурила медсестра и постоянно находились либо Марина, либо Сашин отец Вальтер, прилетевший накануне из Нальчика: она сидела с Сашей днем, а он ночью.

Когда Марина уходила в среду вечером, Саша вдруг открыл глаза.

— Я пошла домой, милый, — сказала она. — Приду завтра утром.

— Марина, я тебя так люблю, — сказал он, сделав усилие. Это было последнее, что она от него услышала.