Вскрытие было поспешно сделано в ближайшей сторожке. В протоколе высказывалось мнение, что трупик ребёнка был протащен волками или шакалами через колючий кустарник, окружающий болотистую прогалину, чем и объясняются многочисленные “царапины” на теле убитого.
О том, что все эти “царапины” были нанесены при жизни; что некоторые из них были очень глубоки, что вскрывались вены, что в мертвом тельце не была и следа крови, - обо всех этих “пустяках” врачебный протокол даже не упомянул.
- К чему расстраивать несчастную мать подобными подробностями! - шепнул лорд Дженнер доктору, предварительно обменявшись с ним таинственными масонскими знаками.
“Ввиду разложения, угрожающего заражением воздуха”, - гласил всё тот же протокол вскрытия, тело убитого ребёнка было немедленно положено в свинцовый гробик, который, благодаря “счастливой случайности”, нашёлся в ближайшем селении у торговца старым железом.
Запаянным и запечатанным привезли этот гробик к матери и деду, которых друзья и знакомые “уговорили” не раскрывать его, чтобы “не отравлять воспоминания о прелестном детском личике” видом “совершенно разложившегося” трупика.
Так как Лилиана оставалась убежденной, что её сын утонул и что тело его было найдено в воде, она легко поверила басне о разложении и даже не просила раскрыть гробик.
Маркиз и Матильда были слишком расстроены, чтобы заметить противоречия в рассказах Лео и в протоколах врачебного осмотра: “Мёртвого всё равно не воскресишь”.
Малютку похоронили рядом с отцом и бабкой, в той самой часовне, что была воздвигнута над гробом первой жертвы масонов, Алисы (сестры старого маркиза), где нашла неожиданную смерть и её мать. Увы, вокруг этой могилы вырастали новые…
После маркизы Маргариты - бедная Эльфрида, затем молодой маркиз Роберт и, наконец, маленький Рауль… Четыре смерти в одной семье в какие-нибудь полгода.
Задача, поставленная лорду Дженнеру масонами, близилась к исполнению…
Между громадным наследством маркизов Бессон-де-Риб и сыном Лючии Дженнер оставался только убитый горем старик да грудной ребенок. Умри маленький Рене, и таинственный ребёнок, которого называли Ральфом Дженнером, оставался единственным наследником майората. Правда, у маркиза Бессон-де-Риб была ещё дочь, Матильда, получившая значительное состояние своей матери, точно так же, как Лилиана оставалась единственной наследницей своего ещё живого отца. Но… здоровье старика и жизнь первых женщин - вещь хрупкая, и, как знать, что ещё ожидало злосчастную семью в ближайшем будущем. Масоны умеют получать наследства не менее, если не более искусно, чем иезуиты, прославившиеся этим искусством.
Но пока что глава колониальных масонов лорд Дженнер обнаруживал глубокое сочувствие к несчастной семье своей первой жены, сочувствие, до слез трогавшее бедную Гермину. Когда Лео говорил своим чарующим голосом, возвращаясь с похорон ребёнка: “Какая жестокая судьба обрушилась на мою несчастную семью! Как мне жаль несчастных оставшихся!” - простодушная и любящая женщина восторгалась сердечной “добротой” своего мужа.
Пользуясь тем, что маркиз уехал с кладбища вдвоём с Матильдой, а Лилианы, всё ещё боявшейся выйти из комнаты, на похоронах малютки не было, - Гермина высказала мужу свои опасения за рассудок бедной молодой женщины, за которую снова не на шутку начинали беспокоиться не только её близкие, но и врачи.
Лорд Дженнер насупился, слушая свою глубоко и искренно огорчённую жену.
И снова, как на похоронах старой маркизы, как у смертного одра Эльфриды, как у тела убитого Роберта, болезненная судорога исказила красивое лицо англичанина. Отвечая скорей на свои мысли, чем на слова жены, он прошептал мрачным голосом:
- Да… Жизнь накладывает порой тяжёлые обязанности… Очень тяжёлые…
А время всё шло… Неудержимое, незаметное, всё пожирающее и всё восстанавливающее время.
В Сен-Пьере близилась к концу постройка великолепного здания, носящего название “храма Соломона”, или “молитвенного дома свободных каменщиков”.
Высоко к лазурному небу возносились гордые купола, венчающие масонскую постройку семью золотыми шапками, ослепительно ярко сверкающими в лучах тропического солнца. С безумной роскошью построено было громадное здание, вернее, целая серия зданий, в которых были помещения, предназначенные для молитв и жертвоприношений, залы заседаний масонских лож и многолюдных политических собраний, школа тайной масонской мудрости, квартиры главных служителей храма и обширные строения с неопределённым названием “складов”.
Общий вид громадной постройки напоминал древний план храма Соломона в уменьшенном виде. Подобно ему, это масонское сооружение взбегало вверх почти до полугоры своими дворами, садами и отдельными корпусами, заключёнными в высокую тройную ограду.
Все эти здания построены были из великолепного местного гранита и порфира. Для центрального же храма допущены были только благородные материалы, драгоценные мраморы, бронза, редкие породы деревьев, - чёрное, красное, розовое, а также слоновая кость, черепаха, серебро и золото…