Сатанисты ХХ века

Отказ молодой вдовы был так решителен, такое волнение овладевало ею при продолжении уговариваний, что пришлось исполнить её желание и оставить её жить по-своему.

К общему удивлению, отец Лилианы довольно быстро согласился исполнить желание дочери и снова удалился к себе на остров, жалуясь на болезненную слабость, которую он называл “предвестницей смерти”, хотя в его наружности, бодрой и свежей, ничто не говорило о дряхлости.

Впрочем, на это противоречие никто не обратил внимания, кроме лорда Дженнера, глаза которого сверкнули загадочным блеском. Он быстро отвернулся.

В мрачной душе жреца сатаны пробуждался мучительный страх и гнетущая тоска, неизбежные спутники преступления…

Долго дремлет иногда неразрушимый и непобедимый внутренний голос, заложенный Господом в душу каждого человека. Так долго, что легкомысленные и тщеславные люди, считающиеся только со своим нетерпеливым и жалким временем, осмеливаются утверждать с наглым торжеством, что им удалось окончательно вытравить из своей души всякую совесть, ампутируя её, как заражённую гангреной руку или ногу…

Но невозможно вытравить из души человеческой сознание, заложенное Творцом. И если своим гипнотическим влиянием сила ада одерживает иногда кажущуюся победу, превращая создание Господне - человека в воплощённого дьявола, то эта победа кратковременная. Когда в душе такого человека пробуждается совесть, когда пресыщение преступлением оставляет неизмеримо более мучительного отвращения, чем пресыщение наслаждением, - тогда-то отрёкшийся от Бога хотел бы отречься от сатаны и… не может. Прикованная преступлениями душа рвётся к добру, а должна продолжать служить злу…

Горше этой пытки не сможет придумать никакая фантазия. Прикованный к разлагающемуся трупу должен испытать нечто подобное. Но у подобного несчастного есть надежда на смерть, как на избавление. Для души же, отдавшейся сатане, смерть - только усугубление муки, ибо за нею - вечность… страшное слово, не вмещаемое ограниченным человеческим разумом. Вечность раскаяния… вечность страдания!… Боже, спаси и помилуй несчастные души преступников!

Для Лео Дженнера настал страшный час, наступающий для каждого преступника с роковой неизбежностью. Тот определённый Высшей Волей час, когда “когтистый зверь”, спавший в груди сатаниста, начинает просыпаться, вонзая свои острые зубы в мозг и сердце, лишая спокойствия, отравляя всякое наслаждение и превращая всякую радость в отчаяние, всякое веселье в мучительную тоску…

Тщетно понадеялся Лео на своё адское хладнокровие, принимаясь за истребление семьи, мешавшей тайным планам масонов. Зарезать невинную жертву на страшном камне в капище Люцифера оказалось легче жрецу сатаны, опьянённому воплями, проклятиями и кровью. Но убивать людей медленно и хладнокровно, убивать “друзей”, которым пожимаешь руки, видеть предсмертные муки тех, кто называл его другом и братом, целыми месяцами наблюдать нравственную агонию осиротелых женщин, слушать слова признательности и принимать ласки от тех, кого сам осудил на ужасающие мучения… Это было слишком тяжело, так тяжело, что даже железная душа страшного масона не выдержала.

Он ещё не хотел признаться даже самому себе о причине своего душевного недомогания. Он ещё боролся со своей совестью, но ему всё тяжелее становилось встречаться со своими жертвами. Он уже боялся оставаться один на один со своими мыслями.

Присутствие Гермины не только развлекало, но и успокаивало его. Нежная и кроткая ласка безгранично любящей женщины возвышала его в его собственных глазах. Ему казалось, что Гермина как бы заглаживает его вину перед его жертвами своей привязанностью, своей дружеской помощью, своим сочувствием их горю, увы - причинённому её мужем…

Беспокоил Гермину и таинственный ребёнок, которого она, как и все “непосвящённые”, считала сыном Лео. Этому мальчику пошёл уже седьмой год. Дивная красота его привлекала всеобщее внимание, а непостижимое, прямо-таки невероятное развитие поражало всех, кто имел случай его повидать.