Саттри

Он лежал очень тихо. Избит, и кровоточил, и весь онемел, и он заплакал. В голове у него звенело, и он полуоглох, однако слышал в жуткой тьме, как из обвони и щелочек возникают очертанья, черты заляпаны жженой костью, с челюстей каплет. Он слышал, как кровь бежит по его телу, и слышал, как работают органы, наполняются и сжимаются легкие. По перелазам солнечного света пошли скакать малютки-девочки в цветастых платьишках, и направлялись они во тьму, куда и всякая душа стремится. К нему приближалась мягкая, почти что беззвучная масса. Всасывала в себя камни. Выискивала его. Он приподнялся и прислушался. Приближается по тоннелю. Что-то близится в ночи. Медлительное чудовище, освобожденное от неведомо каких веков каменной твердыни под городом. Дыханье его омыло гнилостной вонью. Он попробовал ползти. Слепо возился среди камней в темноте. Начиная с ног его окутала медленно надвигавшаяся стена отходов, прилив лавы из жидкого говна, и мыльной гущи, и туалетной бумаги из пробитого канализационного коллектора.

Увидев в газете новость с заголовком: Землетрясение? – Саттри прочел и понял. Сложил газету, и встал, и вышел за дверь, и спустился по ступенькам.

У Хэррогейта никого дома не было, даже кошки. Он пошевелил остывший пепел в костровище, пошарил у городского крыса в пожитках.

Днем походил там, где крыса знали, но никто не ведал, где тот может быть.

Только вечером на Передней улице он наткнулся на Руфуса. Тот сидел в канаве света от фонаря, перед лавкой, как будто ждал, чтоб та открылась. Увидев, кто это, приподнялся. Эй, Сат, сказал он. Как оно все?

Скользит себе, ответил Саттри. Что делаешь?

Ай, да сижу просто. Большим пальцем он сдвинул назад кепку и почесал голову, и улыбнулся.

Саттри присел к нему на каменный поребрик.

Выпить хочешь? Он накренил бутылку, которую держал, набок, чтобы свет проследовал за этикеткой. Молча они вместе посмотрели на бутылку. Хлебни-ка. На вкус весьма недурно.

Саттри взял бутылку, и скрутил пластиковый колпачок с желобками, и опрокинул в себя хороший глоток.

Из ноздрей у него поднялся пар.

Агх-ги-ги, сказал он.

О да, сказал Руфус, глубокомысленно качая головой. Оно с тобой поговорит.

Боже правый.

Руфус нежно принял у него бутылку, и отхлебнул здоровенный хлебок, и поставил ее аккуратно на дорогу перед ними. Саттри вытер глаза подушечками пальцев. У него в мозгу, похоже, поднялись пары́. Выжгло даже запах жимолости, удушавший воздух своим жарким и пьянящим ароматом и воспоминаньями о летнем вечере. Он обратил к Руфусу намокшие глаза. Ты видел Хэррогейта? спросил он.

Хэррогейта? Руфус повернулся, и дернул головой назад, и нахмурился Саттри через плечо. Городского мыша? Не-а. Его тут в округе не было. А чегой-то тебе надо от него?

Думаю, ему где-то пиздец.

Ему пиздец, где б он ни был. Это не новость.

Ты слыхал землетрясение вчера ночью?

Слыхал. У меня стекла в рамах задрожали. Старуху мою разбудило. И ты слыхал?

Саттри кивнул.

На-ка хлебни чуток питья этого, Сат.

По-моему, я такого не перевариваю.

Чего так, это ж славный вискарик.

Вискарик стоял на дороге.

У меня старый пес застрял в помойном чане, сказал Руфус.

Саттри кивнул. Губы у него шевельнулись, как будто он повторял это самому себе.

Я к нему и близко подойти не могу, чтобы вытащить. Он все хочет меня укусить.

Как он вообще туда попал?

Свалился, кажись. Помои мои лакал. А я помои туда лью не для каких-то там бестолковых собак.

Точно.

Помню, еще мальчишкой в округе Лаудон, и у меня был такой дядька, он все время виски гнал. Однажды вечером мы к нему на винокурню пришли, а у него пять бочонков сусла на полу расставлено, и мы туда приходим, а там в каждом по старой псине. В этих бочонках с суслом застряли по самую шею, пьянючие уже и поют так, что куда там оркестру. Ничего приятнее и видеть не доводилось. Мы наземь уселись и как давай хохотать, а чем больше хохочем, тем громче они поют, а чем больше они поют, тем громче мы хохочем.

И как вы их вытащили?

Нарезали себе зеленого орешника да под ошейники им пропустили, взялись за оба конца и выволокли их оттудова потихоньку. Они многие так нализались, что и ходить толком уж не могли.

Так а этого ты чего так же из бака не вытащишь?

А на нем ошейника нету.

Ясно. Чего ж тогда мы на него веревку не накинем да не вытянем?

Попробовать можно. Вообще не хочу я туда идти.

Чего так?

Старуха на меня взъелась.

Ну, куда-то ж тебе надо идти.

Знаю. Только иногда вот просто беру и чисто терпеть не могу.

Ладно тебе. Нельзя тебе тут сидеть всю ночь.

Саттри встал, и Руфус поднялся, и отряхнул отвислый зад на штанах двумя взмахами руки, и нагнулся, покачнулся, выправился, схватил бутылку и воспрянул прямо. Ни с какой выпивкой не сравнишься, а? сказал он бутылке.