Саттри

По колодезной веревке Саттри спустился в сухой кирпичный резервуар. Запах земли и мха, старый кирпич темен и крошится. Дно резервуара провалилось, и он сполз по осыпи битого камня и кирпичных обломков в дыру в земле. Зажег прихваченный с собой фонарик и шагнул во тьму.

Пошел по узкому проходу, где пол был грязью и усыпан старым бутылочным стеклом. Стены исписаны именами и датами, выцарапанными в мягком влажном камне. Коридор сузился и вывел в продуваемую сквозняком черноту, где свет его метался от стены к дальней стене, в громадную шлаковую супницу, пересекаемую трубами. Громадные сочлененные отрезки канализации и трубки кабелей, холодные и мокрые. Вступил он туда осторожно. Ни звука, кроме дальней вневременной капели. Он прислушивался хоть к какому-нибудь шуму движения на улицах над головой, но то, казалось, пропало совсем. Грот лежал, как морская пещера, гладкий и изогнутый, что-то вылепленное сдерживать ветер там, где никакого ветра нет. Он повернул, свет его двигался по стенам, по грязному натечному камню и высокому куполу сверху, откуда свисали каменные зубья и языки влажного черного шлака. Он пересек это помещение, на полу заплаты черной жижи, словно лужи дегтя. На дальней стороне в скалу уводил круглый тоннель, и Саттри, нагнувшись, двинулся по нему.

Он обшаривал подземелье, покуда, как он решил, не настал вечер, и, когда вновь вынырнул у подножья резервуара, удивился, что день истощился едва ли наполовину. Оглянулся на резервуар снова, но ему не хватило мужества спускаться туда опять.

В тот вечер он зашел к Хэррогейту на бивуак под мостом, но не обнаружил там ни единого признака, что тот был дома. Поутру перед рассветом он проверил переметы и снова отправился его искать.

Он заглядывал в узкие боковые проходы и присматривался к язычкам слякоти на каменных полах пещеры, не видно ли где следов, но тут, кажется, никто не путешествовал много лет. Имена и даты на камне состарились. Киммерийцы ушли, не оставив потомства. Какая-то нехватка авантюризма в душах публики поновее или недостаток любви к темноте. Его свет обегал потолки, килеватые купола, каменные гребешки и случайные висячие шпили. Ребристое нёбо каменного чудовища в коме, с громадной увулы каплет ржа. Лезвия ложного куспидина. Гематит густо-винного цвета с жилами железа, сгусток в форме каменного потроха. Или малахит в копролитовых испражнениях, каменные какашки, облепленные латунной прозеленью.

Он находил бледных тритонов с громадными глазами, и держал их, холодных и дрожащих от страха, у себя на ладони, и смотрел, как колотятся у них крохотные сердечки под голубыми и видимыми косточками их грудок с наперсток. Своими крохотными щупиками-лопаточками они, как дети, хватали его за палец.

В конце дня он набрел на куски света наверху стены тоннеля, и присел на корточки, и прислушался, и ему показалось, что слышит очень слабые и далекие крики детей. Он выключил свет и посидел в темноте. Сидел так сколько-то. Детские голоса удалились. Три фигуры света на полу грота начали взбираться на дальнюю стену. Немного погодя он встал и со своим собственным светом двинулся обратно, туда, откуда пришел.

На четвертый день на клочке серого суглинка он обнаружил отпечатки ног. Теннисок, и притом больших. Он поставил внутрь следа собственный башмак. Чуть дальше увидел свежую обертку от батончика. Прошел через обширную каверну, где весь свод выстилали летучие мыши, их кожистые локти топорщились во сне, неумолчный тонкий ропот их писка, словно бессчетные крики, что, должно быть, слышал епископ Гаттон в своей башне перед тем, как его пожрали мыши[24]. Саттри двигался дальше, по кариозным исподам города, через черные и слюнявые полости, где сочились мерзкие жидкости. Он и не знал, насколько город полый.

Воздух становился все более нечист, вздымавшаяся серная вонь стоков. Там, где вонь сгустилась больше всего, он и нашел съежившегося городского мыша. Тот опирался на стену и, повернув голову, смотрел вдоль тоннеля на приближавшийся луч света. Выглядел он как что-то такое, что может вскочить и удрать в нору. Саттри присел перед ним на корточки и оглядел его.

Как насчет мне в глаза не светить, сказал Хэррогейт.

Саттри опустил фонарик. Лица у них почернели, как у горняков или менестрелей, и на городском мыше были обрывки одежды, а весь он был в нечистотах. Истинная весть о человеке – тут, внизу. Он опустил взгляд на лужицу света.

Я думал, я умер. Думал, я тут умру.

Ты в норме?

Тут люди были.

Что?

Тут были люди.

Тебе померещилось.

Я с ними разговаривал.

Пошли.

Не хочу, чтоб меня таким видели.

Саттри покачал головой.

Я б дал десять долларов за стакан воды со льдом, сказал городской мыш. Наличкой.

* * *