Саттри

Он не вернулся. Однажды вечером под конец лета миновал ее на улице, но она могла оказаться вообще любой черной каргой, согбенной, и в платке, и безмолвной, если не считать шарканья ног в канаве. Головы не подняла и не заговорила, и он сумел учуять ее запах в ночном ветерке, тощей хрычовки, стоялый плесневелый запах, пыльно сухой. Прошла она в легком скрипе костей, иссохшие луковицы скрипели в своих чашечках. Что еще страннее, в последний раз увидел он ее на улицах верхнего города при полном полуденном свете, и она на него взглянула. Саттри избег этих гадючьих глаз, в которых солнце лежало расколотым. Свой хабар сквозь кирпичные переулки и рубероидные проходы несла она в суме из кошачьей шкуры. Что-то шевельнуло ртом ее, очень похожее на улыбку. Древние зубы, как посевное зерно. Душок потревоженных могил. Ее мелкая тень пала супротив него, как птичка, и она его миновала. Он стоял и глядел ей вслед. Пять пальцев к пяти прижав, сотворил ощутимое оконное стекло меж кончиков своих пальцев. Затем повернулся и пошел дальше. Кончай, Карга, на дороге всадники с рогами огня, с ивовыми распятьями. Он пробежал в толпах, увертываясь и увиливая. Бой пяток его по мостовой то и дело останавливал вентиляторы, вращавшиеся над входами в лавки.

* * *

В конце октября Саттри вытянул переметы. В реку падали листья, а дни дождя с ветром и дровяного дыма отбрасывали его к другим временам больше, чем ему бы хотелось. Из старой мешковины смастерил себе котомку и свернул одеяло, и, прихватив немного риса, и сухофруктов, и леску, сел на автобус до Гэтлинбёрга.

Забрел он в горы. Пора уж отошла, некоторые деревья оголились, по-прежнему зеленым не оставалось ни одно. Заночевал он на карнизе над рекой и всю ночь слушал призраков лесовозных поездов, текучий перестук да долгие маневры на запасных путях и лязг, и жаргон старых проржавевших вагонных тележек на давно исчезнувших рельсах. От первых нескольких зорь его подташнивало, давненько не встречал он рассвет таким трезвым. Сидел в сером холодном свете и наблюдал, мумией закутавшись в одеяло. Дул ветерок. Летевшие облака, густо размазанные по востоку, полиловели и пожелтели, и сквозь них пробуровилось вставшее солнце. Его тронуло полнейшее безмолвие этого зрелища. Спиной он повернулся к теплу. По всему лесу падала желтая листва, и река полна была ею, метавшейся туда-сюда и мигавшей, золотая листва, несшаяся, как золотые монеты, высыпанные в нижний бьеф. Преходящая валюта, вечно возобновляемая. В старое дедово время тут бы обнаружилась баллада, некая любовь свернула б не туда, и девушка с собольими локонами утонула во льдисто-зеленом омуте, где ее потом бы и отыскали, волосы расплескались чернилами по холодному и каменистому речному дну. Покачивалась бы там внизу в своих свивальниках, томная, как морская греза. Глядела бы вверх глазами, что под водой кажутся громадными, на брюшки форели и колодец рябящего мира за ними.

Саттри лежал на теплом валуне над водой и наблюдал, как поверх холодных камней сносит увиливающую друг от дружки форель. Свой маленький крючок он наживил рисовыми зернышками. Форель стояла, или подбиралась бочком, или поворачивала средь льющейся листвы. Таймень с искаженными гоном рылами, бледная форель с бархатистыми плавниками. Клевать не желали.

Сначала ушел он от дорог, затем от троп. Мелкие ручейки, полупересохшие в эту позднюю пору, когда дожди прекратились. Пробираясь вверх по каменной горловине от омута к омуту, он видел, как по валунам хромает норка, черная и сугорбая. Мелкий помет с заостренными кончиками, исходящий паром на сланцевой грани, изобилующий косточками, чешуей, осколками панцирей. По ночам высоким холодным ветром сосало костерок, у которого он сидел на корточках в оке тьмы. Жидкий ветер, разреженный воздух, им трудно дышать, и он злюще холоден.

Утром, переворачивая камни в жилах изморози и ища под ними наживку, он обнаружил змею. Дремлющая гладкая гадюка с загнутыми по краям челюстями. Судьбой отягощенная змея – из всех камней в лесу выбрала для сна именно этот. Саттри не сумел определить, наблюдает она за ним или нет, сестрица-смерть с кварцевыми козьими глазами. Он осторожно опустил камень на место.