Саттри

Он прошел по прибрежной полосе из грязи и покрытого коркой камня, усеянной паучьими мотками тонкой нейлоновой лески, запутавшимися крючками, высохшей наживкой и мелкими косточками, раздавленными среди булыжников. Пиная жестянки из их кокилей в суглинке, в которых под муками солнца немо отпрядывали и сгибались слизняки. Тропа взбиралась вдоль стены из багрового песчаника над речной лукой, и в залитых солнцем мелководьях под собой он различал долгие формы панцирников в латах, лежавших среди тростника в некоем подобии наэлектризованного покоя. Мимо шныряли птичьи тени, но их не трогали. Саттри прислонился к лику крошащегося камня и понаблюдал за ними. Один панцирник медленно пришел в себя, вода колыхнулась и потекла между ив. Его тусклый бок отбрасывал свет, словно прокаленная латунь. Остальные три лежали, как собаки, тяжкие очерки первобытной ненасытности, нежащиеся на солнышке. Саттри пошел дальше. В голове бухточки в высохших руинах ялика, свернувшись, лежал и спал крючконосый и раздувшийся уж.

Тропа выбежала на пристань, и там стоял автобус библейского лагеря, а в воде плескались люди в одежде. Он спустился по травянистому берегу среди зрителей и тоже уселся. Проповедник в одной рубашке стоял по пояс в воде, держа за нос юную девушку. Довершил свой распев и нагнул ее спиной назад в реку, мгновенье подержал ее так и снова поднял, всю обтекающую и смущенную, она протирала глаза от воды. Проповедник ухмылялся. Саттри придвинулся посмотреть поближе. Ему кивнул старик.

Здрасьте.

Здрасьте.

У девушки под тоненьким платьицем ничего не было, и оно, мокрое и сладострастное, льнуло к ее холодным соскам и по всему животу и бедрам.

Спасен? спросил старик.

Саттри взглянул на старика, а старик взглянул на него в ответ глазами дымными и матовыми.

Нет, ответил он.

Старик открутил крышку с банки темной бурой жидкости, которую держал у себя на коленях, и харкнул в нее, и снова закрыл, и вытер рот. Говоришь, нет? сказал он.

Нет, подтвердил Саттри. Он наблюдал за тем, как девушка выбирается из реки.

Старик подтолкнул другого, сидевшего подле. Вот один неспасенный. Сам так говорит.

Этот старик посмотрел из-за плеча первого на Саттри.

Этот?

Он самый?

Крещен?

Ты крещен?

Только головой.

Только головой, говорит.

Никуда не годится. Не пристанет, если полностью не лечить. Все эти штуки с брызгами ничего не решают, дружочек.

Первый пихнул Саттри локтем. Он те правильно скажет, сказал он. Он сам проповедник без сана.

Брызгуны, с отвращением вымолвил проповедник без сана. Я б уж лучше в безбожники пошел, чем так. Он отвернулся. Одет был в мягкую синюю робу и выглядел очень чистеньким. Второй снова оглядел Саттри. Тот наблюдал за проповедником в реке.

Скажи ему, пускай туда в воду идет, ежли спастись хочет, произнес второй старик. Одну руку он поднес ко рту, мышцы челюсти у него заработали.

Просто в воду влезть – это не спасение, сказал первый. Вдобавок надо спастись.

Саттри оборотился и посмотрел на него. Можно разуться? спросил он.

Второй старик нагнулся посмотреть на него. У Иисуса никаких башмаков никогда не было, сказал он.

Замахав одной рукой, первый призвал к тишине. Повернулся к Саттри. Никакой нужды нет ботинки мочить, сказал он. Каяться можно и обутым, и босым, по-любому. Иисусу без разницы.

А что вы думаете о Папе и всей той катавасии? спросил Саттри.

Я изо всей мочи стараюсь вообще про это не думать, ответил старик. Он вдруг вскинул одну руку вверх в таком неистовом приветствии, что люди вокруг от него отшатнулись.

Вон там моя внучатая племянница Рози. Ей только четырнадцать сравнялось, а уже спаслась как по маслу. Тут уж поневоле залюбуешься делами Господними, а? Тебе-то сколько, сынок?

Старый уже, ответил Саттри.

Ну не журись. Сам я только в семьдесят шесть узрел свет Господень и отыскал путь.

А теперь вам сколько?

Семьдесят шесть. До ужаса скверно у меня с выпивкой было.

Сам такой был.

Старик вновь глянул на Саттри. Тот огляделся, затем наклонился к его уху. У вас выпивки нигде при себе нет, а?

Стариковы глаза колебнулись в рубчатых глазницах. Ох господи, нет, ответил он. Я ж начисто в завязе. Господи, да я б ничего подобного не допустил.

Что ж, произнес Саттри.

Он чуть отодвинулся и повернулся смотреть церемонию дальше. Внучатая племянница улыбалась тем, кто на бережке. Некоторые махали.

Другой старик нагнулся и ткнул в Саттри толстым пальцем. Валяй, сказал он. Спускайся в воду.

Вон пошла, ответил Саттри, показывая.

Это моя внучатая племянница, сказал старик, маша водам, под которые та погрузилась.

Две женщины на траве перед ними оборачивались и бросали на них мрачные взгляды. Саттри им улыбнулся. Ниже по берегу компании разворачивали сэндвичи и открывали прохладительные напитки. На земле развалилась толстая женщина, вывесив громадную сисю, и к ней присосался маленький ребенок.

Скажи ему, чтоб вечером приходил на собрание, сказал второй.

Приходи сегодня вечером на собрание, сказал первый.

Куда это?

Евангелический шатер вон там, сразу у шоссе. Что, не видел?

Нет.