Саттри

В другой день свиньи. Целый выводок красных поросят, сбежавший из какого-то свинарника на склоне, пересек росчисть в почернелых лианах и двинулся дальше по течению к реке. Хэррогейт за ними понаблюдал, а затем вдруг сел прямо, озираясь.

Если эти черномазые тебя застанут, как ты ешь какого-нибудь их хряка, тебя за жопу возьмут, сказал он.

Но сначала им нужно будет меня поймать.

Он встал и пустился вниз по склону к дороге и зарослям у ручья, куда удалились свиньи. По ходу он рассматривал свинарники, разбросанные среди деревьев на склоне выше его, разношерстные укрытия, сколоченные из вывесок нюхательного табака и досок, и заборной всячины, все бездонно подвешены по лысому и размытому дождем склону. Он не заметил, чтобы кто-то охотился на кабанчиков. Выйдя на тропу вдоль ручья, увидел там и сям в клочках черной топи свиные следы, точно тонко заточенные отпечатки олешек. Проходя мимо скопленья старых водогреев, он поросят спугнул, и те кинулись в стену плюща с высокими хриплыми фырчками. Он выбрал одного и нырнул за ним. Тот проскочил сквозь сплетенье лиан и за курган битых банок с притертыми крышками и исчез с мучительным визгом. Хэррогейту пришлось остановиться на незаросшем пятачке. Он врезался в рожковое дерево и в нескольких местах кровоточил. Слышно было, как где-то удаляются свиньи.

Выйдя на речной берег на мысу, они остановились понюхать воздух. Пустились вниз по реке примерно в то время, когда Хэррогейт вынырнул из кустарника, и они проверили и развернулись обратно вдоль ручья, пятачки вогнуты, глаза белы. Они вереницей двинулись по овражку к воде, и сбились в кучу, и подергали на нее носами, и вернулись. Хэррогейт подкрадывался к ним, как долговязый паук на цыпочках. Они кинулись врассыпную от новой тревоги, и зашмыгали, и прошли дальше по мысу.

Ты погляди-ка только на этих поросят, папаша.

Из высокой травы, где сидел, поднялся человек, и положил руку себе на верхушку шляпы, и повернулся вокруг. Свиньи прыснули, как перепелки. Мимо Хэррогейта они пробежали кто слева, кто справа, все при этом вопя, а он озирался и в конце концов бросился в общем направлении поросят и, крякнув, растянулся плашмя во весь рост.

Когда он на них снова набрел, они кормились в тенечке жимолости, вскапывая черную землю и с приглушенной свинской радостью пожирая червяков, и личинок, и корешки. Хэррогейт понаблюдал за ними сквозь лианы, восхищаясь их пухлостью, слегка пуская слюну. Он решился на бросок, раз свиньи слишком осторожны и к ним не подкрадешься. Он кинулся головой вперед сквозь жимолость, нацелившись на одного поросенка, всего лишь одного. Они завизжали и ракетами понеслись через подлесок, его – самый быстрый из стаи. В мгновенье ока исчезли. Он остановился, опираясь о дерево, рука на груди, пыхтя. Обернулся. Из-за его спины доносился долгий приглушенный скрежет. Он вернулся по своим следам и прошел по взрытой земле росчисти. Идя на звук, наткнулся на поросенка, засунувшего голову в ведро. Пока он подходил, тот бросился бежать. Врезался в дерево, и опрокинулся, и лежал, повизгивая. Хэррогейт подбежал к нему и ухватил за заднюю ногу. Поросенок брыкался и сорвал длинный лоскут шкуры у него с предплечья. Он выронил поросенка снова и попробовал прилепить кожу к ране. Черт бы взял, сказал он. Поросенок удрал в кусты.

Он слышал, как тот врезается там во все, ведро грохочет, а поросенок верещит. Он кинулся за ним следом. Головой вперед поросенок вбежал в ручей и забился там в мерзкой воде с бульканьем и воплями. Хэррогейт птицей ринулся вперед и обрушился на поросенка с огромным всплеском.

Весь перепачканный, мокрый и грязный, пришел он по лесам, таща поросенка за задние ноги. Бросая вокруг взгляды в поисках такого, чем стукнуть его по башке. Наконец выбрал палку и положил поросенка, одной рукой прижав ему задние ноги к земле. Начал бить по затылку там, где тот виднелся из-под обода ведра, сшибая дужку, оставляя на ведре вмятины, оставляя у поросенка на шее кровавые рубцы, а тот визжал, пока наконец палка не сломалась и он не отшвырнул ее в сторону. Поросенок сильно дернулся, и он навалился на него, чтоб удержать на месте. Бля всемогущая, сказал он.