Саттри

Причина, с чего я вкладываю пять долларов в твое отсутствие, такова, что человеку, чьей дочери ты испортил жизнь, случилось быть моим другом и человеком, которой мне не только нравится, но я его еще и уважаю. И мне бы хотелось, чтобы у него наступил хоть какой-то душевный покой. Я знаю, за это мне он спасибо не скажет. Ему бы хотелось, чтоб тебя повесили. Но мне известно, что он человек справедливый и миролюбивый, и я знаю, что в уме он станет счастливей, если ты просто не будешь попадаться ему на глаза. Возможно, со временем он и вообще забудет, что когда-то существовал такой подонок, как ты, хоть в этом я и сомневаюсь.

А вам-то с этого что?

Ничего, добрый мой кореш.

Сами сказали, что меня должна заинтересовать экономика этого дела.

Я так сказал, но я в это не верю. Все равно тут не слишком много экономики. Примерно одно можно сказать, когда тебя вот так вот на пять долларов наебут: сифак себе ты не заработаешь. Я и не рассчитывал, что ты поймешь.

Кому какое дело. Это не важно.

Вот тут-то ты не прав, друг мой. Все важно. Человек живет свою жизнь, она у него должна быть важной. Будь он окружной шериф из захолустья или президент. Или гульной зимогор. Может, ты это однажды и поймешь. Я не утверждаю, что обязательно. Возможно.

Шериф повернулся на сиденье и дотянулся до ключа, повернул его. Но мотор уже работал, и стартер издал внезапный дикий скрежет. Он пробормотал что-то себе под нос и переключил передачу, и они тронулись по улице.

Автостанция располагалась на задах кафе, и, когда они к ней подъехали, в переулке урчали на холостом ходу два автобуса. Шериф дернул за рычаг и вытащил бумажник, извлек из него пятидолларовую купюру и протянул.

Полагаю, мне придется ее взять, сказал Саттри.

Верно полагаешь.

Саттри взял купюру и взглянул на нее.

Теперь, сказал шериф, я хочу, чтоб ты сел в тот автобус, какой тебе больше по нраву, и чтоб ты на эти пять долларов в ту сторону уехал и больше не возвращался. Усек?

Усек.

Саттри держал деньги в руке. Шериф взглянул на него. С тобой все нормально? спросил он.

Угу. Все нормально.

Меня удивляет, что тебе вообще хватило борзоты сюда приехать.

Что ж. Вас удивляет.

Одно тебе скажу: ты открыл мне глаза. У меня две дочки, старшей четырнадцать, и я их скорее в ад сведу, прежде чем отправлю их в тот университет. В противном разе будь я проклят.

А сыновей у вас сколько?

Ни единого. Слушай, Саттри, мне жаль, что оно так. Эти люди вообще хотели, чтоб я тебя посадил.

Я знаю.

Ну вот. Билет покупаешь вон там. Не попадайся мне на улице. До автобуса сидишь здесь. Слышишь меня?

Саттри открыл дверцу и выбрался. Посмотрел сверху на шерифа, а потом захлопнул дверцу.

Следи за собой, сказал шериф.

Ладно.

Шериф нагнулся вперед, чтоб видеть его лицо. Саттри повернулся и убрел в кафе.

Из автобуса он вышел в Стэнтоне, Теннесси, в кармане у него еще оставалось три доллара. Было десять вечера. Он добрел до стоянки такси, и купил у водителя пинту виски, и сунул ее себе в рубашку, и вышел на окраину городка, и встал на дороге, вытянув руку с большим пальцем к проезжавшим мимо огонькам. Никто не останавливался. Через час он двинулся дальше. Похолодало. Дальше по шоссе он видел огни, придорожная таверна или кафе.

Вывеска сообщала, что это грузовая стоянка, и на гравии урчал невыключенным мотором дизельный тягач с прицепом. Саттри заглянул в витринное стекло. Холодный зал, вот и все место. Пластмассовые столы. Двое пареньков за игрой на китайском бильярде. У стойки сидел водила, пил кофе. Саттри поискал в карманах дайм, но у него не было. Он все равно зашел.

Древняя официанта мыла кофейный титан изнутри шваброй с короткой рукоятью. Увидев Саттри, слезла со стула, на котором стояла, прошаркала по проходу за стойку. Саттри оперся на прилавок рядом с водилой. Тот взглянул на него.

Ваш агрегат? спросил Саттри.

Водила поставил чашку. Угу, ответил он. Агрегат мой.

Как скажете, можно мне будет с вами подъехать?

Куда?

В Ноксвилл.

Я не в Ноксвилл еду.

А куда?

Не в Ноксвилл.

Водила нагнулся и отхлебнул кофе, и Саттри постоял, глядя на него сверху вниз, а потом развернулся и выволокся из кафе. Двинул обратно по шоссе к городку. Огни пригасли, городок в этот полночный час казался дальше. Пройдя часть пути, он остановился, откупорил бутылку и хлебнул.

Первое здание, на какое набрел он, оказалось церковью. Во дворе стоял подсвеченный стеклянный ящичек, внутри белые буквы на черной пластмассовой доске. По тускло освещенным церковным новостям роились насекомые. Саттри свернул через лужайку и зашел за церковь, а там сел в траву и попил виски. Отхлебнув немного, заплакал. Плакал все сильней и сильней, и вот уж сидел в траве, бутылка зажата горлом вверх между колен, а сам он воет в голос.

Должно быть, он уснул. А когда проснулся, лежал в траве, глядя в небеса. Безоблачная ночь, усыпанная звездами. Соленый вкус горя в горле. Он увидел, как с неба слилась одна звездочка, светлый след огня, а за ним ничего. Горячие обломки материи несутся сквозь ледяной эфир. Безобразные комья железной окалины.