Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Ну вот что... Это твоя жена и твоя рабыня - тебе и решать, как с ними поступить... А за Аполлодорой я утром пришлю носилки. Я вижу, дальше ей не безопасно здесь оставаться, с такой-то матерью. До замужества она будет жить у меня... А Криптона утром заберут гинекономы. Убив его, ты поступил по праву и по закону... А теперь отошли Трою прочь с моих глаз, садись и расскажи подробно как прошло ваше посольство...

   6

  Первый земной запах, который вдыхает скифский младенец, вырвавшись на волю из материнской утробы - горький запах степной полыни, которую подносит к его сморщенному личику счастливо улыбающийся отец. Последний запах, который уносит скиф в иной мир с родной земли - сладкий запах ветки полыни, которую, глотая скупые слёзы, сын кладёт на его замирающую грудь.

  Царь Скилур умер, как и хотел - под белым куполом кочевого шатра, окидывая угасающим взором с высокого холма неоглядную ширь истоптанной бесчисленными конскими табунами степной равнины, вбирая в себя с последними слабыми вздохами терпкий полынный аромат родной земли...

  В тот же день тело царя перевезли в неапольский дворец и передали в руки знахарей-травников, которые должны были подготовить его к последнему 40-дневному земному пути. Знахари разрезали царю живот, вынули внутренности и сожгли их на священном очаге Табити, затем наполнили его толчёным кипером, семенами селерея и аниса, и вновь зашили прочным волосом, срезанным с длинного белого хвоста любимого царского коня. После этого кожу царя пропитали особым бальзамом, препятствующим гниению, покрыли толстым слоем воска, обрядили в пропитанные благовониями, обложенные душистыми травами золотые царские одежды и положили в тронном зале на шкуру белого быка, на которой воины когда-то подняли его к власти над скифской землёй.

  На третий день десяток седых стариков в тёмных жалобных одеждах, участвовавшие полвека назад совсем ещё молодыми воинами в избрании Скилура царём, вынесли своего владыку на ветхой, истёршейся шкуре из дворца и положили на сияющую золотом погребальную колесницу, стоявшую посреди запруженного безутешной царской роднёй и слугами двора. Следом обряженные в длиннополые женские одежды жрецы-энареи, обвешанные множеством гремевших и звеневших при каждом шаге костяных, каменных и металлических украшений и амулетов, вывели под руки старшую царицу Атталу в негнущихся от золотого шитья одеждах, помогли ей взойти по приставной лесенке на высокую повозку и усадили на расшитую золотыми травами и цветами подушку справа у изголовья мужа. С другой стороны села пожилая служанка царицы в разукрашенном алой вышивкой белом сарафане и принялась отгонять веткой сухой полыни мух, мошек и прочих зловредных насекомых от воскового лица Скилура и неподвижной, окаменевшей от горя, безучастной ко всему земному Атталы.

  Царевич Марепсемис на правах старшего в царской семье подал знак, шестеро погонычей по бокам упряжки тронули позолоченными стрекалами впряженных попарно в тяжёлую повозку шестерых могучих чёрных волов с серповидными золотыми рогами, те дружно налегли на золочёные ярма, и царь Скилур двинулся в свой прощальный поход по скифской земле...

  Во главе погребальной процессии ехал на массивном вороном коне десятник царских телохранителей Тинкас с окрашенным кровью лицом и бородой, крепко сжимавший в правой руке ясеневое древко тяжелого двадцатидвухвостого царского бунчука, увенчанного золотой фигуркой Папая.

  За ним шли четыре десятка обвешанных амулетами и оберегами жрецов в высоких остроконечных колпаках, усердно размахивавших окрашенными в золотой цвет шестами, увенчанными фигурками позолоченных соколов, ястребов, коршунов, орлов, грифонов, с подвешенными к ним на коротких цепочках колокольцами, погремушками, бубенцами. Производя оглушительный грохот и звон, они прогоняли подальше с царского пути злых духов и всякую нечисть и оповещали добропорядочных скифов о приближении царя.

  Как только вслед за жрецами в створе ворот Царского города показались золоторогие головы быков, на площади раздался тысячеголосый народный вопль, заглушивший даже грохот трещоток и сорвавший с окрестных крыш стаи перепуганных птиц.

  Переполненная голосящими и рыдающими неапольцами площадь рассекалась надвое коридором, образованным двумя рядами стоящих плечом к плечу пеших сайев, с трудом удерживавших напиравшую сзади толпу. По этому живому коридору похоронная процессия двинулась скорбно замедленным шагом от ворот цитадели к юго-восточному выезду из города.

  Сразу за золотой царской повозкой шли на привязи два любимых коня Скилура и две кобылицы Атталы в драгоценной упряжи. За ними шли ближайшие доверенные слуги царя, состарившиеся у него на службе: конюх, повар, виночерпий, оружничий и вестник, ведший на поводке любимую собаку царя, а также их старые жёны - служанки царицы (одна из них сидела на повозке с веткой полыни в руке). Всем им по окончании скорбного 40-дневного пути предстояло последовать за царём и царицей в возведенное для них Посидеем около юго-западных ворот вековечное подземное жилище.