Савмак. Пенталогия (СИ)

  На полпути, ещё не различая лица беглеца, Савмак уже понял по его светлым волосам, что это не Канит и не Апафирс. То, что он принял издали за белую рубаху, было голым торсом. Рук юноши почему-то не было видно, а на груди болтались два каких-то горшка. Приблизившись ещё немного, Савмак разглядел, что то вовсе не горшки, а отрезанные человеческие головы, и на ногах у парня не штаны, а кровавые подтёки. Вздрогнув от ужасного предчувствия, Савмак невольно придержал коня и дал растянувшейся по лугу сотне догнать себя.

  - Это Уразмаг, - ещё за добрую сотню шагов опознал ковылявшего навстречу со зловещей ношей соплеменника кто-то из зоркоглазых спутников Савмака.

  Замедлив под конец бег своих коней чуть ли не до шага, молодые напиты окружили замучено скалившегося Уразмага. Кто-то, наклонившись с коня, разрезал стягивавший за спиной его запястья сыромятный ремешок. Другой поспешил снять с его шеи страшное ожерелье из висевших на продетом сквозь проколотые уши ремешке мёртвых голов. Только теперь в них опознали Апама, сына мастера-лучника Сагила из пригорода Таваны, и Сайваха, сына землепашца Варуна.

  Растирая занемевшие запястья и кисти, Уразмаг скользил жалостным, как у запутавшейся в силке птицы, взглядом выпученных под белёсыми бровями серо-голубых глаз по угрюмым лицам сгрудившихся вокруг него соплеменников. Остановив его на лице Савмака, вопросительно взиравшего на него с высоты своего жеребца, он поспешил выдавить из задохнувшихся от непривычки к пешему бегу лёгких главное:

  - Канит и Апафирс... у тавров... Если не отпустите тех... что на Старшем Брате... их убьют...

   Над украшенным тонкими траурными порезами лбом Уразмага, среди коротко остриженных белёсых волос багровела огромная лоснящаяся шишка. Сухие растрескавшиеся губы его мелко дрожали. Босые ступни, щиколотки и икры ободраны в кровь.

  - Парни, есть у кого вода? - спросил он, малость отдышавшись.

  - Дайте ему воды... и накиньте на него кто-нибудь кафтан, - приказал Савмак, у которого будто тяжеленный камень с груди свалился, когда он услышал, что Канит с Апафирсом живы, и их можно будет обменять на попавших в западню тавров. - И головы наших... надо во что-нибудь завернуть... Не везти же их так.

  Двое воинов, на которых упал взгляд Савмака, послушно спешились, положили на землю копья и щиты, расстегнули пояса и сняли обшитые железными пластинами кафтаны. Уразмаг, стыдясь своей наготы, поспешил запахнуться в протянутый ему кафтан. (Жертвовать раздетому таврами догола соплеменнику свои штаны и скифики никто не захотел, но тот был безмерно рад и кафтану). Второй воин, тем временем, расстелил свой кафтан на траве, опасливо взял у товарища ремешок с головами Варуна и Апама и положил их на середину кафтана, выпученными в смертном ужасе стеклянными очами вверх. Разрезав и выпустив из ушей ремешок, он охватил головы краями кафтана, накрепко стянул их сверху тем же ремешком и подвязал получившуюся торбу к ременной петельке чепрака возле левой передней ноги своего коня.

  Дождавшись, когда оба юноши, застегнув поверх расшитых алыми узорами белых полотняных рубах пояса с оружием и подобрав с земли копья и щиты, с кошачьей ловкостью запрыгнули на спины своих невысоких коней, а измученный жаждой Уразмаг оторвал губы от бурдюка с водой и вернул его владельцу, Савмак коротко приказал:

  - Рассказывай.

  - Мы впятером поскакали, как ты велел, вдогон за Сакдарисом... Доскакали до того места, где из ущелья вытекает Тавана, - тут Уразмаг запнулся и осторожно потрогал огромную упругую шишку у себя надо лбом. - Было очень темно, ни зги не видно, зато хорошо был слышен отдалявшийся конский топот с правой стороны в ущелье... Мы переехали через ручей и остановились. Канит с Апафирсом стали спорить, скакать ли нам за табуном в ущелье или подождать здесь... Дальше ничего не помню...

  - И без того ясно, что пока они спорили, тавры незаметно подкрались к ним в темноте и оглушили дубинами по голове, - громко подсказал кто-то за спиною Савмака. Словно подтверждая его догадку, Уразмаг вновь слегка придавил пальцем вздувшийся над низким скошенным лбом мягкий бугор и болезненно скривился.

  - Когда я очнулся от сильной боли в голове и приоткрыл глаза, уже начало светать. Я лежал поперёк моего коня с туго стянутыми под конским брюхом руками и ногами. Поглядев вправо и влево, я увидел, что и остальные четверо находятся в таком же положении. Тавры, одетые с головы до ног в волчьи шкуры, тянули наших коней под уздцы, а другие шли по бокам и стегали их по крупам, заставляя взбираться круто вверх по склону поросшей колючими кустами и высокими деревьями горы. Когда долгий подъём закончился, и мы оказались на вершине, как раз взошло солнце...

  - Уразмаг, говори громче! - попросил кто-то из задних рядов.