- Видишь? Это наш солнцеликий Гойтосир. Пусть он сбережёт тебя в чужой земле от вражеской стрелы, копья и меча, - высказала пожелание нянька, надевая тонкую медную цепочку, на которой висела аккуратно продырявленная вверху монета, на склонённую шею своего любимца.
- Спасибо, нянька! Буду беречь твой подарок пуще глаза и привезу тебе с Боспора десять таких монет! - расчувствованно пообещал Савмак.
Подошедшему к ней следом за старшим братом Каниту Синта ничего не подарила - только расцеловала и сказала, что ему рано ещё на войну: пусть сперва старший брат привезёт домой вражью голову да женится.
Попрощавшись с нянькой, Савмак подошёл к сёстрам. Младшая Госа, крепко обхватив его тонкими ручонками за поясницу, прижалась лицом к его груди и оросила только что начищенные Ашвином бронзовые пластины его боевого кафтана обильными слезами. В то же время Мирсина, сверкая дрожавшими на длинных ресницах, как алмазные капли утренней росы, слезинками, нежно обняла любимого брата за шею и приложилась влажными, горячими губами к одной и другой его скуле.
- Ну, так что мне передать Фарзою? - улыбаясь пухлыми губами, шепнул Савмак на ушко Мирсине.
Вспыхнув как маков цвет, та тихо прошептала в ответ:
- Возвращайтесь оба поскорее. Я буду каждый день молить о вас Табити и Папая.
- Хорошо. Скажу ему, что ты велела без вражеских волос на уздечке назад не возвращаться.
- Савмак! - с притворным негодованием Мирсина легонько стукнула кулачком шутника-брата в нагрудную пластину. Савмак нежно сжал ладонями мокрые бледные щёчки младшей Госы и отодвинул её лицо от своей груди.
- Ну а ты чего замочила мне весь кафтан, рёва-корова?.. Не печалься - и глазом моргнуть не успеешь, как мы с Канитом вернёмся. Скажи лучше, что тебе привести с Боспора?
Вырвавшись из объятий сестёр, Савмак подошёл для прощанья к матерям. Старшая матушка Матасия, обняв за плечи, на секунду крепко прижала его к своей широкой обвисшей груди, поцеловала в исполосованные подживающими порезами лоб и щёки и, печально вздохнув, молча передала его родной матери.
Прижав мягкие и тёплые, как у девушки, ладони к широким отцовским скулам и продолговатым ушам любимого сына, Зорсина с полминуты пристально вглядывалась сухими строгими глазами в родное лицо, будто хотела навсегда сохранить его в памяти, и, наконец, сказала:
- Я знаю, что родила вождю Скилаку настоящего воина, за которого мне никогда не будет стыдно.
Поцеловав его на прощанье, как и Матасия, в обе щёки и лоб, она отпустила его и прижала к груди загрустившего младшего сына.
Старая Госа, слегка коснувшись сухими губами скул и лба Савмака, окинула его суровым взглядом незамутнённых ненужными слезами ястребиных глаз и пожелала ему, чтобы он не осрамил в бою чести своего рода.
- Помни, внучек, что лучше быть убитым, чем жить трусом.
- Помню, бабушка, - заверил Савмак.
Чуть в стороне от женщин вождя стояла, прижимая к подолу сарафана трёх своих дочек, Акаста. Ласково потрепав племянниц по растрёпанным светлым головкам, Савмак и повторявший за ним все его действия Канит привычно подставили лоб и щёки под влажные поцелуи пышнотелой радамасадовой жены. Сам Радамасад, не мешая плаксивому бабьему прощанью, ждал около распахнутых ворот, положив правую ладонь на гладкий круп Белолобого, на котором, крепко ухватившись за повод, важно восседал его пятилетний сын, а левой теребя себя за торчавшее в мочке золотое кольцо. С другой стороны нетерпеливо бил копытом неосёдланный Ворон, удерживаемый накинутым на шею Белолобого поводом. Ещё правее, на низкорослом тёмно-сером коньке, с акинаком и горитом на поясе, с круглым щитом на левом плече и копьём в правой руке, сидел Ашвин. На привязанной к его коню саврасой кобыле висели по бокам огромные тюки с кожаной палаткой, бронзовым походным казаном, парой топоров, запасом продуктов и прочими необходимыми в походе вещами.
Радамасад сдавил в сильных мужских объятиях, ласково похлопывая широкими ладонями по спине, подошедших Савмака и Канита.
- Ну, прощевайте, братишки! Удачи и хорошей добычи! - напутствовал он младших братьев, будто они отправлялись не на войну, а на охоту. - Главное - держите строй и слушайте команды вождя и скептухов, и всё будет хорошо.
Савмак и Канит натянули на головы башлыки. Радамасад снял с Белолобого и посадил на согнутую левую руку Скила. Хлопнув с улыбкой легонько ладонью о протянутую навстречу ладошку племянника, Савмак напоследок потрепал по лохматому загривку вертевшегося под ногами, тихонько повизгивая, Лиса и запрыгнул на спину Белолобого. Лимнак подал ему круглый, оббитый по краю бронзовой полосой щит, с бронзовым ветвисторогим оленем посередине, и темно-красное ясеневое копьё. Затем он вручил копьё и щит умостившемуся на рвущегося со двора Рыжика Каниту.
- Ну, всё - мы поехали. Прощевайте!
Отвесив с коня прощальный поклон провожавшим его родным и слугам, Савмак глянул на покатившееся с голубого небосклона к закатному морю солнечное колесо и тронул скификами конские бока.