Савмак. Пенталогия (СИ)

  Проснувшись с первым проблеском утренней зари, Савмак тихонько, чтоб не разбудить сладко дрыхнувших рядом, накрывшись с головой кафтанами, Ариабата и Канита, натянул скифики, накинул на вышитую Мирсиной льняную рубаху кафтан и, осторожно переступая в полумраке через спящих, выбрался из отцовского шатра. Поёживаясь от предутренней осенней прохлады, он вполголоса поздоровался с отцом, задумчиво оглаживавшим двух привязанных к распоркам сбоку шатра коней.

  - Что так рано встал? - спросил вождь.

  - Я уже выспался, отец. Мы с Фарзоем хотим проехаться вокруг города, поглядеть дорогу.

  - Добро. Садись на моего Серого. Ворона проведи в поводу. Будешь поить, Ворону много не давай - только губы смочить и довольно.

  Сполоснув лицо холодной водой из только что привезенного с реки 25-летним отцовым слугой Тиреем бурдюка, Савмак слазил в шатёр за сбруей, поясом и башлыком. Надев обшитый внутри заячьим мехом башлык, использовавшийся в походе также в качестве подушки, и стянув кафтан на тонкой талии поясом с подвешенным к нему оружием (только щит и копьё он, как и вчера, оставил в шатре), Савмак вернулся к коням. Ласково прогулявшись ладонью по тёплому лоснящемуся крупу, вогнутому хребту, выгнутой колесом шее и мускулистой груди своего Ворона, с тихим ржанием тыкавшегося приветно оскаленной мордой в плечо, шею и лицо хозяину, он отвязал коней, вставил удила в пасть светло-серому отцовскому мерину и легко запрыгнул ему на голую спину. Держа повод Ворона в правой руке, Савмак тронул шагом к соседям-хабеям.

  Фарзой, проворочавшийся без сна полночи под впечатлением прогулки на постоялый двор, рассказа Скиргитиса и мечтаний о Мирсине, спал как убитый. Войдя в шатёр вождя Госона, Савмак едва его добудился.

  Без лишней спешки одевшись, обувшись и умывшись, Фарзой по примеру Савмака сел охлюпкой на отцовского коня, а лучшего из имеющихся у хабеев скакуна - 10-летнего буланого мерина по кличке Гром, принадлежащего младшему Госону, - повёл на водопой в поводу. Пока выезжали из помалу пробуждавшегося стана на пустынную в этот час дорогу, невыспавшийся Фарзой успел раз десять смачно зевнуть. Затем минут за сорок, когда шагом, а когда лёгкой рысцой, они объехали против солнца столицу скифских царей, отлагая в памяти все особенности маршрута будущей скачки. При этом выяснилось, что не они одни такие умные: точно так же поступило большинство их будущих соперников из других племён.

  Ещё вчера царским глашатаем было объявлено, что скачка стартует в полдень от развилки, ведущей с большака к гробнице Скилура и Западным городским воротам, и там же завершится. Победитель выберет себе в награду любого понравившегося коня из отборного царского табуна и, если сумеет укротить и объездить его, будет принят сразу десятником в войско сайев (разумеется, после того, как привезёт царю голову первого собственноручно убитого врага).

  В назначенный час воинский стан вокруг ариевой скалы будто вымер. Тысячные толпы воинов, вперемешку с простонародьем, заняли все возвышенные места вдоль трассы будущей скачки. Особенно тесно они стояли на башнях и пряслах двойной южной стены, а также между самой стеною и густо обсаженными мальчишками каменными оградами южных пригородных усадеб, образуя живой коридор по обе стороны большой дороги от угловой юго-западной башни до спуска к верхней плотине. На самом краю пологой черепичной крыши постоялого двора выстроились в несколько рядов над дорогой, дрожа на задувавшем с близких гор холодном ветру в своих коротеньких хитонах, нисколько не скрывавших от похотливых взоров собравшейся внизу толпы их волнующих прелестей, три сотни греческих шлюх. Сам Сириск, его жёны, дети и внуки, почтенные греческие торговцы вином и женским телом, менялы и надсмотрщики, завернувшись в тёплые плащи, заняли удобную позицию на крыше западного крыла ксенона - в полусотне шагов от линии старта и финиша большой царской гонки.

  Позабыв на время о соблазнительных греческих красотках и сосредоточив всё своё внимание на выстроившихся в ряд напротив царской гробницы 23-х всадниках (по одному от каждого племени и от сайев) и особенно на их конях, греки и скифы азартно бились об заклад (большинство - по мелочам, а иные - и по-крупному), пытаясь угадать будущего победителя.

  Наездники, которым вожди доверили побороться за честь и славу племени, были все как один молодые, легковесные, не успевшие заматереть, обрасти, как кабаны, мясом и салом, сыновья либо племянники вождей. Все они, чтобы максимально облегчить ношу коня, восседали на голых конских спинах в одних штанах, лёгких скификах и тонких, пестро расшитых рубахах (каждое племя славилось своими, отличными от других узорами на одежде, рушниках, наволочках, коврах), без тяжёлых кафтанов, поясов с оружием и башлыков. Вожди - их отцы, тысячники сайев, старшие братья и племянники царя, восседали на разномастых, богато убранных конях за спиной Палака и державшего над ним колеблемый ветром бунчук Тинкаса около южной стены скилуровой гробницы - напротив линии старта.

  И вот, наконец, долгожданный миг наступил!