Ашика, вытирая платком горькие слёзы, отвела Скилака с сыновьями, которые решили остаться рядом с несчастной Евноной до её смертного часа, в соседний шатёр полусотника Орсила, в котором со вчерашнего дня находились её дети. Савмак и Канит скоро ушли к расположенной неподалёку стене над береговым обрывом и до вечера прогуливались по ней под непрестанным холодным дождём от юго-восточной башни до ближнего угла царской крепости, вглядываясь сквозь мутную пелену в сбегавшую с заречных голых холмов дорогу: не покажется ли на ней сотня всадников со звенящим колокольцами посольским бунчуком? Но до вечера, когда ранние сумерки скрыли от глаз дорогу и всю землю за Пасиаком, бунчук царского посла так и не показался.
Не дождавшись Ториксака, вечером Евнона впала в забытье, и через три часа душа её тихо покинула бескровное хладеющее тело, отлетев дожидаться любимого мужа и господина на другой стороне Неба.
Скилак с сынами заночевал в шатре полусотника Орсила. Утром, едва стража открыла ворота, Мард поскакал за бальзамировщиком. Скилак, три его сына и льющая ручьями слёзы Ашика (обе жены Ториксака жили дружно как сёстры) сидели с понурыми лицами справа от лежащей на смертном ложе Евноны, слушая плач и сочувственные слова заходивших поклониться усопшей женщин ториксаковой сотни. После потянулись женщины и других стоявших в городе сотен, быстро прознав о несчастье.
Вскоре снаружи послышался дробный топот копыт и удивлённый голос Октамасада, только теперь узнавшего от толпившихся вокруг шатра и кибиток заплаканных женщин о смерти младшей ториксаковой жены.
Войдя со скорбными масками на лицах в шатёр (разделявший его надвое полог был убран), Октамасад и двое сопровождавших его сыновей отвесили усопшей родственнице низкий поклон. Пробормотав слова сочувствия и утешения Скилаку, его сынам и Ашике, Октамасад со Скиргитисом и Сакдарисом опустились рядом с ними на колени и, сев на пятки, застыли в скорбном молчании, мрачно уставившись на отмеченное печатью смерти юное лицо покойницы. Через минуту-другую Октамасад испустил тяжкий вздох и, приблизив губы к правому уху Скилака, тихо предложил ему выйти на двор - есть важные вести. Вслед за отцами встали и направились к выходу их молодые сыновья, которым тягостно было видеть смерть своей ровесницы, да к тому же такой красивой.
Дождь к этому времени прекратился, хоть небо по-прежнему было окутано, словно саваном, мрачной тёмно-серой пеленой.
- Скилак, табор бурлит! - возбуждённо заговорил вполголоса Октамасад, подходя с вождём к их топчущимся возле кибитки коням. - Царские слуги сворачивают царский шатёр и обкладывают скалу Ария дровами! По войску тут же разлетелась молва, что Главк то ли убит, то ли брошен в яму в Пантикапее вместе со всей своей охраной!
Ашика, вышедшая с тревожно бьющимся сердцем из шатра вслед за братьями мужа, испуганно охнула за их спинами. Скилак обнял её за дрогнувшие в рыдании плечи и твёрдым голосом сказал, что греки могли схватить нашего посла и его охранников, но в то, что их убили, он не верит: такого быть не может!
В эту минуту к ториксаковому шатру подъехала от Восточных ворот в сопровождении показывавшего дорогу Марда грубо сколоченная пароконная телега бальзамировщика. Пока знахарь сговаривался со Скилаком о вознаграждении за свою работу, двое его помощников вынесли из шатра через поднятую Мардом боковую стенку и уложили на дощатое дно своей остро пахнущёй дёгтем телеги сперва солому с ложа, потом осквернённые смертью овчины и наконец - под громкий плач и завывания сотен обступивших ториксаково подворье женщин и детей - завёрнутую в тонкое льняное покрывало покойницу.
Кто-то из родичей умершей, выказывая ей почесть, должен был сопроводить её к дому бальзамировщика. Скилак взглянул на тоскливо разглядывавших землю под ногами сыновей. Почувствовав его взгляд, Савмак, ощущая в душе щемящую жалость к несчастной Евноне, вызвался поехать. Сев на Ворона, он тронулся с низко опущенной головой вместе с печально сгорбившимся на саврасой кобыле Мардом за медленно покатившей к Восточным воротам телегой.
Выехав из города, они спустились с кручи к реке, медленно проехали через весь пригород, жители которого, отдавая почесть знатной покойнице, прервав на несколько минут свои занятия, молча стояли у своих ворот и на перекрёстках, и остановились у одного из подворий на северной окраине, где отдельным небольшим посёлком жили неапольские знахари, помимо лечения больных, занимавшиеся и бальзамированием умерших, тела которых, согласно древнему обычаю (впрочем, редко теперь соблюдавшемуся даже знатью), перед погребением должны быть доступны для прощанья и оплакивания родными и близкими на протяжении сорока дней и ночей. Здесь Савмак пожал руку Марду, оставшемуся следить, чтобы бальзамировщики не сотворили с телом его госпожи ничего недозволенного, и, свернув у знакомого двора вещуньи Нельмы направо, поскакал кратчайшей дорогой через Западную балку в табор.