Саврасов. Рождение весны. Страницы жизни художника

Рабус долго молчал. Снимал очки, снова надевал. Не то удивленно, не то одобрительно посматривал на своего питомца. Будто и не ожидал от него такого.

Если «Вид на Кремль» говорил о том, что пора ученичества кончилась, тут дело было не просто в возросшем мастерстве молодого художника.

На этот раз Саврасову будто удалось пробиться сквозь привычные «так надо», «так положено», отрешиться от всего этого, писать, радуясь тому, что видел перед собой.

Конечно, в картине «Вид на Кремль» и дерево, и пологий берег Москвы-реки — все это результат живого наблюдения. И все-таки в картине чувствуется сочиненность.

В малороссийских холстах академическая сделанность отступает. На смену ей приходит чувствование природы, которое всегда отличало Алексея.

Кажется, такого невыигрышного изображения еще не было в русском пейзаже. «Восход солнца в степи». Ну что тут — небо и степь. «Степь днем» — почти то же самое место в степи. Только на небольшой возвышенности стоят две дрофы — большие длинноногие птицы. Но степь живет, дышит, полнится воздухом, простором. Каждая травинка не просто качается на ветру — растет…

Была в картинах и еще одна новинка. Художник сознательно писал одно и то же место в разное время суток. Он хотел передать те мимолетные перемены, которые происходят в природе в зависимости от того, высоко ли поднялось солнце, старался выразить не только изменения освещения, но и настроения.

Но было и всегдашнее, саврасовское.

— Без воды у тебя почти никогда не обходится, — заметил Воробей, когда увидел малороссийские холсты. — И всегда в ней отражается небо…

И вот выставка…

Сколько тревог и надежд связано с ней у каждого художника! Дело не только в том, как оценят картину. Купят ли ее? Вот о чем — хочешь не хочешь — думалось каждому. Часто от этого зависела судьба живописца, возможность хотя бы какое-то время спокойно работать, не думая о куске хлеба…

Правда, полковник Лихачев, на средства которого была предпринята поездка Саврасова, заявил, что покупает его картины. Но Алексей не спешил радоваться: мало ли что может прийти в голову этим господам — возьмет и передумает.

А Воробей и не рассчитывал, что кто-нибудь пожелает приобрести его акварель.

— Дарю тебе, — заявил он Алексею, — коли нравится!

Алексей сжал руку друга, не то благодаря за подарок, не то желая поддержать его. А сказать ничего не успел: в зале появились Эрнестина и Софья.

— Я же говорил, — подтолкнул друга Воробей.

— Вот жаль, дождь сегодня, — словно извиняясь за погоду, сказал Алексей. — Света маловато…

— Зато там, на холстах, вовсю солнышко светит, — заметил Воробей.

Софья, а вслед за ней и Эрнестина двинулись к картинам Саврасова, но остановились возле акварели Воробьева.

— Вы об этом портрете говорили? — спросила Софья.

— Да… Как находите?

— Похож…

— Только что-то грустный очень, — заметила Эрнестина. — Таким я Алексея не видела.

— Это я ему подбавил своих забот, — вздохнул Воробей, — авось не обидится.

Софья посмотрела на Воробья, словно отыскивая черты, которыми он наделил Алексея. А Алексей смотрел на Софью.

«Москвитянин». Октябрь 1851 года

«…Нынешним летом несколько раз грозовые тучи виснули над Москвой, чему я был очевидцем два раза с Воробьевых гор, и надо отдать справедливость Саврасову, что он передал этот момент чрезвычайно верно и жизненно: видишь движение туч и слышишь шум ветвей деревьев…

…солнышко прорвалось сквозь тучи и бросило лучи на Кремль, как бы не желая с ним расставаться, как и нам, признаюсь, не хотелось бы расставаться с самой картиной».

Н. Рамазанов,

скульптор и художественный критик

«Москвитянин». Октябрь 1853 года

«Пейзажи Саврасова „Две степи“ и „Вид Киева“ дышат свежестью, разнообразием и той силой, которая усваивается кистью художника вследствие теплого и вместе разумного воззрения на природу. Саврасов в произведениях своих начинает достигать чувства меры… и потому самобытность его таланта несомненна»

Н. Рамазанов,

скульптор и художественный критик

Чугунка

Уже давно проплыли мимо станционные постройки, за окном вагона мелькали поля и перелески, а Саврасову все еще не верилось, что он в дороге. Уж очень все вышло нежданно, скоропалительно.