Сбежавшая невеста

На столе между тортами стояло пять открыток – от меня, из коллекции Кью-Гарденс, от мамы «любимому мужу», одна «дорогому брату» и одна «уважаемому соседу» (молодец, Ди Оверенд), но огромная открытка в блестках затмевала их все.

Меня прошило раскаленной злостью. Если бы Келли уделила десять минут на то, чтобы добавить к своей открытке простую записку, а не на то, чтобы выбрать самую дорогую в ближайшей лавке, мама не была бы в таком состоянии. Пожалуй, лучше бы Келли вообще ничего не присылала. Потому что вот так, три раза в год давая им надежду, Келли успокаивала свою совесть, а не пыталась помочь им справиться с хаосом, который после себя оставила.

За последние несколько лет я не раз пробовала выследить ее сама, через друзей и «Фейсбук», но Келли, при всей своей болтливости, отлично заметала следы. Она определенно не хотела, чтобы ее нашли. Мне было всего шестнадцать, когда все это случилось, и я тогда не понимала всего размаха ее глупости, но теперь, глядя на то, как мама заедает стресс, приближаясь к размеру XXXXL, а папа, вынужденный отказаться от любимой работы, прозябает на пенсии, я поняла: за то, что натворила Келли, наказывают не ее – наказывают нас.

Она же, наоборот, получила роскошную возможность начать все с чистого листа.

– Неужели так сложно позвонить? – прошипела я. – В смысле, сколько уже прошло? Почти девять лет? И она не может заставить себя снять телефонную трубку?

Папа внезапно стал выглядеть куда старше своих шестидесяти пяти. Его усы – когда-то визитная карточка респектабельного банковского управляющего – поникли.

– Это сложно, милая. Полагаю, она вернется к нам в свое время. Все мы наговорили такого, о чем сожалеем…

– И причины для этого были! – огрызнулась я. – И я не успела высказать всего!

– Эми! Такая резкость не в твоем стиле. – Папу, казалось, это искренне шокировало.

– Прости, пап, я просто…

– Итак, чем мне вас угостить? – Мама ворвалась в комнату, чтобы поставить на стол еще одну горку песочного печенья, и мы с папой выпрямились, как провинившиеся школьники.

– Вот этот торт потрясающий, мам, – сказала я, протягивая руку к ближайшей тарелке. – Такой воздушный!

На круглом мамином лице появилась смущенная улыбка, голубые глаза засияли. Мама все еще была красива, несмотря на лишний вес, отчего еще сильнее переживала из-за него. Она много лет оставалась признанной красавицей и теперь особенно остро чувствовала всеобщее отвращение, когда выходила из дома. Косые взгляды и шепотки. Из-за паранойи мама редко появлялась на людях; дама, заведовавшая стендом ее выпечки в больнице, вынуждена была лично забирать из нашего дома гигантские партии легких, как перышко, бисквитов.

– Тебе придется прихватить кое-что из этого для Теда, – ответила она. – И для Джо.

– И для этого твоего нового парня, – добавил папа, жуя имбирный пряник.

– Что?

Я была очень рада, что Лео не увидел ни посыпавшихся из моего рта крошек, ни убийственного выражения лица моей мамы, рявкнувшей:

– Стен!

Я перевела взгляд с довольного и ехидного папы на ошеломленную, но тоже сгорающую от любопытства маму, и поняла, что даже ведущие британские таблоиды не сравнятся с Ротери в скорости распространения свежих и потенциально скандальных новостей.

Мой план, заключавшийся в том, чтобы спокойно, прочувствованно сообщить родителям новости о моем новом парне и потом еще долго с приятным ощущением вспоминать о признании, был полностью испорчен, как оказалось, дружеским вмешательством соседского сплетнегенератора Ди Оверенд (а кого же еще?) – в данном случае, благодаря ее подкаблучнику-мужу Барри.

В это самое утро папа против обыкновения стал поставщиком новостей для мамы.

– Сегодня на участке меня застал Барри, муж Ди Оверенд, – объяснил он, пока я пыталась перестроить заготовленную речь так, чтобы она совпала с тем, что они услышали. – Спрашивал, зачем платить за просмотр боксерского матча, если местные ребята на выходных устраивают такое же представление бесплатно.

– Ди видела тебя у парикмахера, – объяснила мама. – В журнале «Хелло!».

– С парнем, который называет себя принцем.

– На боксерском матче! – добавила мама. – Ты же не любишь бокс. Я даже не подумала, что это ты, пока Ди не сказала, что узнала твою подругу Джо из рекламы моющего средства.

Моя голова все поворачивалась от одного родителя к другому. Я совершенно не так хотела все объяснить. А теперь мне для начала придется рассказать, как я очутилась на благотворительном боксерском матче.

Папа пристально посмотрел на меня.

– Ладно, выкладывай. Что это за ерунда?

Ладно. Краткая версия была такова: не знаю, что Рольф сказал или сделал Джо, когда они в компании Трех Блондинок попивали в «Трампе» коктейли после «Чикаго-ого-го», но это сработало так, как не снилось модельным трусикам и огромным бутылкам шампанского, потому что она согласилась отправиться со мной и Лео на благотворительный боксерский матч, где Рольф выступал против красавчика, ранее певшего в молодежной поп-группе, чтобы собрать средства для брошенных вьетнамских поросят.