В дверном замке заскрежетал ключ, дверь отварилась, и на пороге появился Жан. Эрен запрокинул голову и, чуть улыбнувшись, сел на кровати. Выглядел Кирштейн не лучшим образом, а отбрасываемые из-за кристаллической лампы тени, делали его лицо ещё более уставшим и болезненным. И что-то Эрену подсказывало, что причина мук Жана крылась вовсе не в возможной казни Йегера, и пластырь на носу капитана только сильнее подтверждал это предположение.
— Привет, Жан, — непринуждённо поздоровался Эрен. — Фигово выглядишь.
Жан покривился и сел рядом с Эреном.
— Зато ты уж больно хорошо.
Кирштейн схватился за голову и упёрся локтями в бёдра.
— А что, есть повод рвать на себе волосы? — хохотнул Эрен.
Жан выпрямился и в упор посмотрел на него. И в серьёзном лице Кирштейна Йегер не увидел ничего, кроме осуждения. Жан не ненавидел его, хотя на то было куча оснований, Жан не злился, хоть Эрен и видел причину его разбитого носа в себе, Жан не жалел его, хоть они и прошли всю войну плечом к плечу как боевые товарищи. Жан только осуждал.
— Ну, что ты так смотришь на меня? — с вызовом спросил Эрен. — Неужели ты считаешь, что я убил того человека? Ты действительно думаешь так после того, как мы вместе спасали этих людей от титанов?
Жан пару секунд молчал, а потом спокойно ответил:
— Эрен, позволь мне задать тебе только один вопрос: для чего ты всё это делаешь? Ты действительно беспокоишься за Армина или таким образом просто пытаешься оправдать себя?
Рука Йегера дрогнула — Эрен бы никогда не подумал, что Жан опустится до такого.
— Это уже два вопроса, — гнев заклокотал в груди бывшего разведчика, прямо как несколько лет назад при виде титанов. — Можешь обвинять меня в чём угодно, но не приплетай сюда Армина.
И вот осуждение в карих глазах напротив сменилось разочарованием.
— Что ж, Эрен, я услышал твой ответ.
— Вольно, — прозвучал властный голос, и в камере появился человек в штатском.
Жан тут же встал с места и отдал честь. Начальника тюрьмы Грегори Фокса Эрен знал лично, хоть и не был особо близок. В общем-то, познакомились они при строительстве тюрьмы, которая и предназначалась по большей части для перевёртышей, тех, кто обладал силой титана. Тюрьма, обнесённая по периметру пятиметровой стеной, была небольшой, но имела два подземных уровня — на втором, как предполагалось, и должна была провести всю оставшуюся жизнь Энни. Фокс был бывшим Военным Полицейским, и потому Эрен подсознательно не доверял ему, но его добрая улыбка и тёплый взгляд почти чёрных глаз позволили Йегеру перейти из оборонительной позиции в доверительную. Эрен понимал, что уж если кто и сможет найти правильный выход из сложившейся нелёгкой ситуации, то только Фокс. Йегер кинул быстрый взгляд на капитана — Жан мог бы помочь, если бы дело касалось выживания всего человечества и не имело для него личный характер, но, увы, сейчас всё было настроено против Эрена.
— Рад видеть вас в добром здравии, Эрен, — льстиво улыбнулся Фокс и обратился к Кирштейну: — Вы свободны, капитан, можете идти.
Удивлённый Жан с секунду стоял недвижимо и, чуть подавшись вперёд, неуверенно возразил:
— Но ведь вы поручили его дело мне?
— Да, но сейчас вашего участия не требуется, вы свободны, капитан, — настойчивее повторил Грегори.
Жан нахмурил брови и вышел из камеры, протиснувшись между стеной и ещё одним человеком в штатском, которого Эрен не заметил сразу, и от Йегера не ускользнуло то, с каким недоверием и непониманием Кирштейн посмотрел на своего начальника.
***
Жан ходил по бесконечным коридорам второго подземного уровня, освещённых ярким светом кристаллических ламп. Он просто хотел успокоиться, побыть одному и разложить свои мысли по полочкам. Понимание происходящего уже давно покинуло его, да и разбираться в чужой логике сейчас хотелось меньше всего. Жан прошёл ряды решёток, завернул за угол и собирался уже подняться по каменной лестнице, чтобы выйти наружу, когда из тёмной темницы по правую руку послышался тихий плач. Жан замер и вслушался, подумав, что, возможно, ему померещилось или то был писк мышей, но всхлип, другой, и уже стало определённо ясно — за решёткой плакал человек.
— Эй, кто здесь? — громко позвал Кирштейн и приблизился к решётке.