— Обыкновенно. Прежде всего не говорите ничего, что может быть использовано против вас и ваших товарищей. Не надо, к примеру, рассказывать под видом анекдота, как бандит ударил чернильницей агента Шумейко, который его допрашивал: во-первых, это не смешно, во-вторых, подрывает доверие к угрозыску. Ваш доктор спрашивал о собаках — отлично, расскажите ему о них, упомяните пару ярких случаев, как Бер или Дези находили воров по следу. И еще: держите в уме, что вообще-то ваш знакомый является источником информации. В дружеской беседе постарайтесь его разговорить, только аккуратно. Не исключено: он знает то, что может быть для нас интересно.
— О Колоскове?
— И о нем, и о том, что вообще происходит в редакции. Простите меня, но невозможно украсть 55 тысяч так, чтобы никто ничего не заметил. Наворованное всегда жжет карманы — вы человек достаточно опытный и уже должны были это понять…
Опалин, услышав столь лестное признание своих способностей, расправил плечи, и его настроение разом улучшилось. Теперь он готов был не то что вытащить Колоскова из норы, в которой тот затаился, но и горы своротить.
— Кстати, то есть не кстати, а на всякий случай, — продолжал Филимонов. — Сверху мне спустили очередной циркуляр о том, что сотрудники угрозыска должны ходить в установленной форме. Из года в год одно и то же… притом что эти умельцы все время выдумывают новые типы обмундирования и никак не могут остановиться. Моя точка зрения вам известна: удобно — ходите в форме, считаете, что она привлекает излишнее внимание, — в штатском. Меня не форма интересует, а дело. Единственно, пока вы общаетесь с товарищем из газеты, имеет смысл носить форму. Но, как я вижу, вы тоже пришли к такому мнению, — добавил он, скользнув взглядом по гимнастерке Опалина.
— Я… ну, да… — пробормотал Иван. — Форма, как вы говорите, не всегда уместна… Увидит какой-нибудь бандит, лицо запомнит, а потом из-за этого операция сорвется…
Терентий Иванович помолчал. То, что он собирался спросить, шло вразрез с его принципами невмешательства в частную жизнь сотрудников, но он наблюдал Опалина уже некоторое время и решил говорить начистоту:
— Скажите, вы чем-нибудь занимаетесь в свободное время?
— В свободное? — переспросил Иван, не понимая.
— Вне работы. Потому что я вас вижу чаще остальных, и вы никогда ни от чего не отказываетесь. Слежка там, или засада, или поехать в губернию, найти и допросить свидетеля… Ну а для себя вы когда-нибудь живете?
— Ну… да… конечно… — ответил собеседник, но как-то не слишком уверенно.
— Прошу меня извинить, с моей стороны это был лишний вопрос, — чопорно промолвил Филимонов. Он и сам теперь не рад был, что затронул эту тему. — Можете идти.
Он вернул Опалину протокол, и юный сыщик отправился в свой кабинет, в закуток за шкафом. Там он перечитал материалы дела об исчезновении Колоскова, приобщил к бумагам донос Тепляковой, запер документы в несгораемый шкаф высотой в человеческий рост, нахлобучил на голову фуражку и покинул здание.
Глава 9
Конец романа
Он дошел до дома Моссовета, расположенного в том же Большом Гнездниковском переулке — самое высокое здание в Москве, прошу заметить, целых 11 этажей. На крыше небоскреба 1912 года постройки помещались кинотеатр, кафетерий и смотровая площадка. Опалин предпочел кафе. Правда, цены там были не так чтобы гуманные, в общем, кусались они, как советские критики, но у Ивана было некоторым образом привилегированное положение — в заведении работал человек, кое-чем ему обязанный.
Опалину освободили столик на свежем воздухе. Помощник агента угрозыска сел и снял фуражку. Москва расстилалась перед ним, плоская, как блин, кое-где дымили трубы заводов, вдали золотились купола храма Христа Спасителя. Иван собирался съесть пирожное и выпить кофе, но знакомый настоял на полноценном обеде, и Опалин внезапно понял, что ему не хочется возражать. Он питался кое-как, от случая к случаю, а сил ему требовалось много.
Две барышни с подведенными глазами за соседним столиком пошептались, косясь в его сторону, и ушли. Походка выдавала их ремесло даже больше, чем специфическое выражение лиц, присущее профессиональным проституткам. Опалин, казалось, не заметил их исчезновения — отвлекся на воробья, который прыгал по карнизу, задорно чирикая. На самом деле Иван, конечно, все видел, и такая реакция на его форму была одной из причин, почему он старался особо в ней не светиться.
Принесли суп, потом второе с настоящим мясом, которого не пожалели. Жизнь хорошела на глазах. Пирожное таяло во рту. Кофе явился прямиком из райских кущ. "И почему он спросил, живу ли я для себя? — мелькнуло в голове у Опалина. — Вот, пожалуйста: сижу в красивом месте, пью кофе, ем пирожное с кре-е-емом". Мысленно он растянул слово "крем", словно это могло продлить удовольствие, которое он испытывал. Знакомый посмотрел на его лицо и, обернувшись к официанту, вполголоса отдал распоряжение принести еще одно пирожное.