Сборник летописей. Том III

Удивительным [в этом] деле является то, что мелик Фахр-ад-дин в пору своего отца Шамс-ад-дина Курта был весьма недостоин своего родителя, резок и бунтарь. Мелик Шамс-ад-дин держал его в оковах заточенным в крепости Хайсар. После семи лет заточения туда прибыл Новруз и попросил у отца, чтобы он его освободил. Шамс-ад-дин сказал: «Я-де его знаю, какова у него душа, он человек вероломный и нечестивый. Раз он отцу не соблюдает верность, то и тебе не соблюдет». Новруз в [своем] заступничестве прилагал все усилия и неотступно просил. Мелик сказал: «Я отпущу его с таким условием, что ты дашь мне бумагу, что впредь всякое дело, которое от него произойдет, будет лежать на ответственности эмира».[612] Новруз дал такого содержания бумагу и вызволил его из оков и заточения. Теперь, когда он его брал, [Новруз] сказал: «Я ведь тебе не сделал дурного, что ты [ценою] моей крови изменяешь [нашему] союзу. Ежели уже нет иного средства, то дай мне моего серого коня и саблю, дабы я обнаженный воссел на него, ударил на то войско и был убит в бою, и был бы вместе и газием и павшим за веру». Мелик сказал: «Впредь ты погляди, как другие будут погонять коней и владеть саблей».

Когда он его схватил, то отсек Хаджи Рамазану голову и с гонцом отослал эмиру Кутлугшаху с объявлением о задержании Новруза и [его] братьев и нукеров. [Мелик] потребовал от него грамоту о пощаде и обязательство, что он заступится и выпросит у Газан-хана [прощение] вины гератцев, и все это скрепил бы торжественной клятвой. Гонец ту голову бросил [к ногам] эмира Кутлугшаха и сказал: «Мелик-де представляет ее тебе и говорит: «Могуществу и счастью эмира досталась победа — Новруз и его нукеры взяты в плен и закованы в тяжелые цепи». Когда эмир увидел голову Хаджи Рамазана, он понял, что слова его — правда. Он приказал, чтобы, согласно прошению гератцев, ходжа Ала-ад-дин Хитайи написал подтверждающее обязательство и на этом торжественно поклялся. Для доставления этой грамоты он отправил послами в город эмира Пулад-Кия, ходжу Ала-ад-дина и шейх-ал-ислама [города] Джама. Мелик встретил их приход с полным почетом, отпустил их с честью и сказал: «Ночною порой я пришлю Новруза связанным на служение к эмиру».

Они возвратились обратно и представили отчет. Ночью мелик отправил связанного Новруза с отрядом гурских серхенгов. Кутлугшах очень обрадовался этой победе и спросил у него: «Почему-де ты так поступил?». [Новруз] ответил: «Судить меня может Газан, а не вы». Сколько его ни допрашивали, он не отвечал, ибо сознавал, что за ним никакой вины нет. Эмир Кутлугшах приказал его повалить наземь и переломить пополам. Его голову он через Пулад-Кия послал на служение к его высочеству. Оттуда ее переправили в Багдад, и она несколько лет торчала на колу у Нубийских ворот. Его братьев ...[613] Хаджи и Юлдука[614] тоже убили там же. Это обстоятельство произошло 23[615] числа месяца шавваля лета 696 [14 VIII 1297]. Аминь.[616]

Рассказ о возвышении степени Садр-ад-дина Зенджани и его дела вследствие казни эмира Новруза, прибытии державных знамен из Аладага в Тебриз и закладке высокого куббэ в Шаме [около] Тебриза

После убийства Новруза эмир Кутлугшах выступил из-под Герата и расположился на луговье Шаваран. Эмиров Новруза — Борачара, Алычака, Тугел-Кару и некоторых других перебили. Карасун убежал и находился на служении у эмира Кутлугшаха. Государь ислама, выступив из Аладага, в пятницу 24 числа месяца зи-л-хиджджэ[617] [13 X] прибыл в Тебриз. |S 561| На другой день на тебризской площади казнили Балату и его сына. С убийством Новруза дело Садр-ад-дина пошло в гору. Государь оказал ему милости и пожаловал ал-тамгу.

В первый день месяца зи-л-хиджджэ [20 IX] государь ислама из Шама приехал в Тебриз, присутствовал в соборной мечети при пятничном молении и роздал безмерные деньги[618] нищим и беднякам. Точно так же [было] и в следующую пятницу. В субботу 16 числа месяца зи-л-хиджджэ 696 года [5 X 1297] он заложил основание высокого куббэ посредине сада |A 259а| Адилийе в местности Шам. В этом деле он проявил большую страстность и любовь и постоянно посещал строительных мастеров и рабочих. Когда основание подвала[619] гумбада возвели до уровня земли, зодчие задали вопрос: «В скольких-де местах нам для освещения сделать окна?». [Газан-хан] спросил: «Для чего?». Они сказали: «Чтобы погреб[620] был светлый». [Газан-хан] ответил: «Свет там надобно провести отсюда, а иначе освещение, происходящее от солнца, в том месте не принесет человеку пользы».