Сборник летописей. Том III

Из средств на содержание и жалование работникам и сметных расходов по области, которыми может поддерживаться благосостояние области и без которых не преуспевают государственные дела, несмотря на то, что согласно наказу[871] хакимам, они прежде других вычитались из основного количества налоговых поступлений, никому не давали ни одного данека в начале года под предлогом того, что раньше-де справим причитающиеся казне средства, а потом, говорили, — отдадим во время урожая. Поскольку же всегда имелось налицо множество гонцов и сборщиков, дела которых еще не были улажены, то хаким отговаривался: «У меня-де на шее сидит столько-то аймаков гонцов, надобно сначала уладить их дело», — и получающие содержание, жалованье, милостыню и прочее с начала года и до конца [его], живя отказами и [обещаниями] «сегодня да завтра», сидели ободранные и голодные. Люди, которые были половчее, ища поддержки у наибов хакима, после множества ходатайств продавали [свои права] исполу и взамен этого получали припасы по двойной цене, так что при помощи тысячи хитростей они добивались четверти [того, что им причиталось по праву]. Тот, кому такое дело удавалось, считал себя довольным и счастливым, а прочие, оставшись лишенными всего, ему завидовали. Если иногда один из этих лишенных с тысячью затруднений и невзгод попадал в ставку и подавал прошение, то он от Большого дивана получал грамоту: «Мы-де распорядились выдать причитающиеся средства прежде всех, почему [их] не выдали?». Хаким отговаривался: «За областью остались недоимки по налогу, по этой причине я не выдал. Мы выпишем берат, чтобы он получил». Бедняк поневоле брал берат на недоимки, но поскольку хаким, как упоминалось, уже успел взять налога в несколько раз больше, то как тут было оставаться недоимкам. Это были недоимки по сверхсметному копчуру,[872] который он разверстывал. Часть обессиленных ра’иятов, не имевших сил повторно платить, бросив деревню и дом, убегали, либо могущественные и влиятельные лица, которые препятствовали сверхсметным разверсткам,[873] удовлетворяли их тем, что «эту-де последнюю разверстку мы с вас не потребуем, либо скинем половину». Итог разверсток мустовфи и битикчи записывали в реестры. Хотя ни одного сверхсметного копчура не полагается, но в силу того, что иные дали, а |S 623| некоторые не дали или дали меньше, от последней разверстки кое-что оставалось недополученным. Это называли недоимками. Так как мустовфи и битикчи были соучастниками в повторных разверстках и воровствах, то они писали, что за таким-то селением имеется столько-то недоимок и давали затемняющие смысл показания. Если бы наиб или везир спрашивали, остались ли эти недоимки от основного налога[874] или от сверхсметных, которые раскладывали, то картина обстоятельств выяснилась бы, но поскольку наибы и везиры знали это дело и за взятки[875] получали от хакимов большие суммы из тех сверхсметных разверсток, язык у них не поворачивался. Такие поступки, как изложено, совершал каждый из предшествовавших везиров, однако для «бумажного»[876] Садр-ад-дина такой образ действий был ремеслом и мастерством, и по этой части он был искусен. Это злоупотребление и неправосудие он поднял на недосягаемую высоту и совершенно расстроил дела управления страной и областями. В его пору никто не мог в какой-либо области получить причитающегося ему по берату, и ни один, имеющий право на содержание и жалованье, не добился своей доли, ибо все его [Садр-ад-дина] бераты и наряды были чистейшей уловкой и обманом. Многие бедняки,[877] нуждающиеся, и шейхи, которые к нему прибывали и для которых он по настоятельной просьбе или иным [способом] выписывал берат на пятьсот динаров, никогда не видывали и ста акчэ. Это он называл щедростью. Бедняк весьма радовался и, когда отправлялся истребовать причитающееся, размышлял: «Вот у меня есть пятьсот динаров. Возьму-ка я в долг сто динаров и истрачу их на верховое животное, вещи и дорожные припасы. После уплаты долга у меня еще останется четыреста динаров». С этой надеждой он столько [времени] ездил взад и вперед за причитающейся суммой, что забывал про шейхство и успевал научиться быть гонцом, сборщиком и аваном, но это не приносило никакой пользы и в конце концов он, будучи должником, бежал из этого государства.