Сборник памяти

А. П. умел уважать чужой труд. Когда вышла моя первая книга о Чехове в 1979 году, он высказал свое довольно высокое мнение, благо ряд глав этой книги («А. П. Чехов: Движение художественной мысли». М., 1979) был посвящен теме, в целом ему близкой – о творческом процессе писателя. Но, решая эту тему по-своему, он умел высказаться с уважением и к другой позиции. Не забуду, как он позвонил мне, получив книгу о «Вишневом саде». Считая своим долгом сказать, что ему в ней было близко и интересно (первая часть книги, особенно разделы о русской литературе), он признался, что его мало интересуют последующие главы – о зарубежной литературе и о театре. Меня это, признаюсь, удивило, но не ранило. Это точно. Недаром французы говорят: тон делает музыку. Сказались в его словах свойственные ему честность, прямота и – доброжелательность. И если он основную идею чьей-нибудь работы не принимал, как, например, в рецензируемой им статье Б. Парамонова о Чехове (в книге «Конец стиля», (М., 1997), то обычно излагал и свою. В данном случае, ссылаясь на «нормальный механизм великого консерватизма культуры» (Чеховский вестник, 2000, № 6), ратовал за необходимость сопротивляться неологизмам массовой культуры (вроде «инженера́» вместо «инжене́ры» и т. д.). Но и в этой рецензии он обратил внимание на ряд точных наблюдений автора статьи (например, о том, что провинция – «резервуар» художественного творчества Чехова).

Наконец, несколько слов об удивительном словаре А. П., единственном в своем роде в нашей литературной науке. Он не злоупотреблял иностранными словами и терминами, что так характерно для многих современных авторов. Но он смело и кстати употреблял слова, которых нельзя найти ни у В. Даля, ни в других толковых словарях.

В его текстах оказывается к месту и «построяемый Чеховым мир», и то, что имя В. В. Виноградова в истории поэтики «необойдимо». А в другой фразе – о том, что наша «отечественная драма может соперничать с завозной», последнее слово близко только к варианту Даля – «завозный». Нарушая, можно сказать, законы грамматики (глаголы «построить» и «обойти», к примеру, не должны иметь формы причастия настоящего времени), А. П. придавал своей речи новизну. Впервые в его книге 1971 года слова «случайность» и «случайный» приняли необычную форму «случайностность» и «случайностный», что в наше время понемногу входит в научное словоупотребление.

Если собрать воедино подобные отклонения от нашего обычного словаря в работах А. П., то можно отнести его к числу открывателей новых слов. Слов, которые имеют больше оснований для вхождения в разговорный язык, чем названные им в конце его рецензии на книгу Б. Парамонова. Думая об этом, я вспоминаю наши планы о создании чеховского словаря в годы работы над собранием его сочинений. Увы, не сбылось.

Стопка книг А. П. у меня на полке, как и у многих наших товарищей, завершается его биографическим романом, названным строкой из Блока. Обращенный ко времени молодости деда героя романа, он стал памятником всей его жизни и личности. Памятником, который воздвиг ему внук. И как же соответствует характеру А. П. его последнее выступление, текст которого опубликован в 40-й день его кончины под заголовком: «Величина гонорара не влияет на творчество…» (Газета, 2005, 11–13 нояб.).

Невозможно закончить эти строки чеховским «Прощай, милый Саша!» Потому что Саша Чудаков и его книги – всегда с нами.

(Чеховиана. Из века XX в XXI: итоги и ожидания, М., 2007)

Ирма Видуэцкая «И ВСЁ Ж ЗА СОВЕСТЬ, НЕ ЗА СТРАХ»

Саша пришел к нам в группу на четвертом курсе после академического отпуска. Мариэтта, с которой они уже были женаты, подвела его ко мне в коридоре и попросила опекать его и не давать в обиду. Я была старостой группы, а Мариэтту знала по семинару Н. И. Либана. Просьба ее выглядела достаточно комично: кто бы мог обидеть огромного (рост 188 см) и независимого в своем поведении Сашу?! Он эту независимость вскоре и показал, когда активно игнорировал педагогическую практику. Он понимал, что она ему не нужна, и не хотел тратить время понапрасну.

Так сложилась моя научная судьба, что не только из группы, но и со всего курса я после окончания университета ближе всего сотрудничала с Сашей. В 1962 году я поступила в аспирантуру ИМЛИ. Хотела заниматься Лесковым, но В. Р. Щербина сказал мне: «Нам Лесков не нужен, нам нужен Чехов».