Сборник памяти

Свое личное участие в издании сочинений Чехова Александр Павлович начал с подготовки рассказов 1883 года (для т. 2), сначала – совместно с заведующей группой Л. Д. Опульской. В сотрудничестве с ним же она закончила свое личное участие в работе над изданием – подготовку к печати рассказа «Невеста». Это была, пожалуй, самая ответственная текстологическая работа в издании, потому что Чехов не успел уничтожить, как он это делал чаще всего, рукописи последнего своего рассказа. Что касается 2-го тома Сочинений, то ясно: подробнейшие комментарии к ранним рассказам принадлежали А. П., а Л. Д. Опульская, опытнейший текстолог, взяла на себя подготовку текстов. Она знала цену А. П. как исследователю и свое личное участие в публикациях делила с ним. Его комментариям предшествовала тщательная исследовательская работа. Так, задолго до подготовки «Попрыгуньи» для 8-го тома он, кроме доклада в Таганроге, написал об этом рассказе великолепную статью «Поэтика и прототипы», опубликованную в первом из наших чеховских сборников, вышедшем в 1974 году. («В творческой лаборатории Чехова»). Самые обстоятельные комментарии к зрелой чеховской прозе были подготовлены им к повестям «Дуэль» для т. 7 и «Палата № 6» для т. 8. К драматургии Чехова он прикоснулся лишь в т. 13 Сочинений, но существенно дополнил тогда комментарий к «Чайке». Однако нельзя сказать, что его мало интересовала драматургия. Начиная с книги «Поэтика Чехова», вышедшей, когда ему было только 34 года, в свои размышления о прозе писателя он включал и его пьесы, а в 1999 году опубликовал статью «Драматургия Чехова в кривом зеркале пародии» в «Чеховском сборнике». И его последняя чеховская статья «Вторая реплика» – тоже о драме.

Как комментатор А. П. блестяще проявил себя в работе над 18-м томом Сочинений. Во вступительной статье к примечаниям тома, очень обстоятельной, охвачен, в сущности, весь творческий путь писателя, начиная с гимназических сочинений и кончая редакторской работой последних лет. И составил перечень 27 произведений, по его мнению, ложно приписываемых Чехову.

Подготовка для этого тома шуточного рассказа «Сапоги всмятку» – моя единственная с ним совместная работа. И, как я вспоминаю, на мою долю выпала публикация текста рассказа, а А. П. составил подробный комментарий, исправив попутно традиционную ошибку в дате письма Чехова к М. В. Киселевой, сопровождающего текст рассказа, посвященного ее детям (см.: С. 18, 225). Блестящий талант Чехова-юмориста и точный комментарий делают эту публикацию одной из жемчужин тома.

А. П. был и активным участником разделов «Dubia» и «Редактированное» в этом томе. Среди чужих текстов, исправленных Чеховым, впервые публиковалась «Ссора» А. К. Гольдебаева (А. Семенова). Отметив общую черту чеховской правки чужих рукописей – то, что он «не подчинял манеру редактируемого автора целиком своей собственной» (С. 18, 314), А. П. закончил раздел мыслью, что рассказ Гольдебаева благодаря правке Чехова стал его лучшим произведением.

Чувство справедливости, свойственное Александру Павловичу, сказалось на его отношении к Нине Ильиничне Гитович, вложившей неоценимый вклад в серию Писем собрания сочинений. Он высоко ценил ее самоотверженный труд, и когда она была практически отстранена от общения с ИМЛИ, навещал ее. Он по себе знал, что значит быть в немилости у так называемого начальства.

Жизнь расставила все по справедливости. Он не был допущен на первую конференцию в Баденвейлере в 1985 году, однако оказался самым упоминаемым специалистом по Чехову в вышедшей книге докладов на этой конференции, что легко заметить по алфавитному указателю имен. А спустя некоторое время стал личным гостем мэра г. Баденвейлера. И был приглашен на вторую конференцию в Баденвейлер в 1994 году, посвященную вопросам философии и религии в жизни и творчестве Чехова. Помню, как радостно его встречали чеховисты из разных стран.

В своем докладе «Человек поля», посвященном вопросу о религиозности Чехова, он опирался на одну из главных идей своей книги 1971 года «Поэтика Чехова»: «Догматично у Чехова только одно – осуждение догматичности. Никакая неподвижная, не допускающая коррективов идея не может быть истинной». Свой доклад он иллюстрировал изображением яйца в двух позициях: «Есть Бог» и «Бога нет». Вывод его совпадает с чеховским способом установления истины: «В сознании Чехова антиномически сосуществовали христианские представления о телеологии мироустройства и научный антителеологизм (в дарвинском смысле)». Доклад живо обсуждался, и «яйцо Чудакова», как шутили, оказалось веским доводом в пользу сложного представления Чехова о мире.